творца-прародителя, действовавшего как животное (pa.su), следуя непроизвольным импульсам своей природы. Рудра пощадил жизнь Праджапати на том условии, что Господь Порождения сделает его Повелителем животных. Творец сам, таким образом, стал подопечным Рудры, подобно любому животному, сотворенному существу, — будь то человек, божество или животное, дикое или одомашненное. Благодаря полету своей стрелы Неистовый Бог, хранитель Непроявленного, стал убийцей Отца и покровителем всех существ, включая самого Творца. Будучи Огнем, Рудра сияет на границах осознания, за которым лежит Непроявленное; будучи Диким Охотником, он убил Отца и, будучи Богом, пощадил свою жертву и был признан Пашупати, Повелителем животных, защитником всех существ. Страж Непроявленно-го, высшей, необусловленной Реальности, он был свиреп, как Огонь, этот Дикий Охотник, разъяренный совокуплением Отца и стремящийся предотвратить испускание им семени, предвестивший свое собственное рождение и начало жизни на земле.

Хотя он не преуспел, его стрелой была нанесена рана. Опаляющая стрела осталась в плоти Творца. Боги сохранили поврежденную часть. Она была не больше ячменного зерна и производила разрушение от жертвоприношения к жертвоприношению на протяжении мифа Рудры — до тех пор, пока этот кусочек не был умиротворен.

Рудра действовал в двух направлениях. В одном, обращенном в сторону творения, он подготовил семя для Отца, другое же ведет за пределы этого мира. Они лежат на одной бесконечной линии, пересекающей границу между доступной пониманию и трансцендентной областью, где находился Агни. Жизнь пришла на землю с семенем Праджапати, которое приготовил Рудра. Его мощь была мощью Непро-явленного и неизмерима, как само Непроявленное. Парадоксальным образом безмерная полнота Непроявленного осталась полнотой, и она может быть реализована йогом в самадхи. Отрешенный от действия, Рудра, Дикий Охотник, есть Господь Йоги, единый со своим Я, безмерным, неизменным, единосущным Непроявленному.

Миф Рудры начинается с деяния Бога. То, о чем идет речь в мифе, — основа, Непроявленное, сознание которого вызвало деяние Рудры. Рудра — это Сознание, и его действия — формы Сознания. Непроявленное пребывает внутри него. Каждое из его действий касается Непрояв-ленного.

Он принимает в своем изначальном мифе образ человека низкого положения, охотника, при виде которого не испытывали радости, хотя он был Богом. Это люди чувствовали, хотя отдавали ему в качестве подношений лишь остатки своей пищи или даже негодное для еды. Они также проводили специально посвященные ему жертвоприношения, но делали это за пределами деревни. Он был неприкасаемым среди богов; боги не желали видеть его на своих собственных жертвоприношениях, но его видели пастухи, а также женщины, когда ходили к водоему. Люди низших слоев общества и те, кто добывал себе пропитание попрошайничеством или рискованным, неправедным образом, знали его, ибо он был для них как угрозой, так и защитником. Он обладал такой властью; их жизнь была в его руках. Они боялись его, и, если он не вредил им, они почитали его в его могуществе и благости. Возможно, у них не хватало слов, чтобы передать его ужасающее величие. Слова родились у провидца, который в божественном прозрении наблюдал предвечную сцену и воспел ее в Раудра-брахмане2, в «песне семени»3.

На предвечной сцене Рудра проявил не только свою пугающую мощь, но также свою власть и, вместе с тем, милость. Он не стал убивать Отца, или, если убил, то вернул его к жизни. Также он несколько раз отказывался брать скот, принадлежащий ему4. Его путь — господство над жизнью, жизнью не только богов или животных, но и своей собственной, ибо он — контролирующий свою силу аскет и бог, изливающий милость. Неистовство было его природой, а также причиной, по которой другие боги, хотя и не желали считать его равным, признавали его своим повелителем, Господом Животных, Пашупати. Как охотник он направлял свой яростный огонь вовне; как аскет он удерживал его внутри, и этот огонь озарял все его существо. Он стоял особняком и был чужд другим ведическим богам. Его можно было узнать по странному безумному виду. Он казался нищим и неухоженным, пренебрегающим своим внешним видом; боги презирали его, но он намеренно добивался бесславия, радовался выражениям презрения и оскорблениям, ибо «тот, кого презирают, счастлив, свободный от привязанности»5. Неистовый бог, принижающий себя, был йогом и, будучи Огнем, он сжигал в себе гордость жаром своего аскетизма. Он навлекал на себя презрение, проверяя и укрепляя свою отрешенность. Добровольно подвергая себя презрению, он убеждался, что сам он выше презрения. Подобным образом в других случаях он подвергал себя сексуальным искушениям, чтобы удостовериться и утвердиться в своей брахмачаръе. Рудра, по-видимому, предстает наводящим ужас неистовым богом, потому что он свиреп, сжигает, поглощает плоть, кровь и костный мозг6.

Земной формой Рудры был образ дикого охотника. Его боялись и избегали, хотя обнаженное тело, покрытое змеями и звериными шкурами, сияло святостью. Будучи чужд другим богам, он желал оправдать отношение тех, кто думал унизить его. Он подчеркивал все, что им казалось в нем презренным. Он становился предметом отвращения, представляя их вниманию как раз то, что они были способны увидеть в нем. В этом был аскетизм, который, подчеркивая его презренное положение, выявлял его отрешенность. Со стороны его ликование казалось сумасшествием. Это была хорошо подобранная маска, с помощью которой он отстаивал свою свободу от любых норм, по которым его кто-либо осмелился бы судить. Будь он человеком, гордость вытравила бы шутовство. Презираемый и отвергаемый, он смеялся и танцевал, как безумный. Он приковывал внимание к своему внешнему виду и ставил в тупик; он превращал себя в зрелище, взрывающее предрассудки и ограниченность его хулителей. Хотя он превосходил их понимание, они были зачарованы им. Боги Ригведы, наблюдавшие предвечную сцену, превратили ее в произведение искусства, явившее иной лик свирепого Лучника. В самом изначальном потрясении они прозрели космогонический порядок, которому подчинилось их творческое сознание. Они создали поэму, звучащую форму своего видения, и из этой субстанции сформировали другой аспект Рудры: Вастошпати, Бога жилища, стража священного порядка.

Пашупати и Вастошпати — два аспекта Рудры, противоположные и взаимодополняющие аспекты, составляющие часть непостижимого облика Рудры-Шивы. Если применить к нему антропоморфную метафору, тело его — наполовину огонь, подобный солнцу, пламени и молнии, и наполовину Сома, подобный луне7. Он также сочетает в себе мужское и женское, правое и левое. В нем полярности соединяются, иначе и не могло быть. Если бы одна одержала верх над другой, в тот же миг исчезло бы само творение и Бог утратил бы свое тело — мир. Даже таким образом полярная природа Господа Рудры не описывается полностью, поскольку Дикий Охотник был формой предвечного деяния,