Это продолжалось. Облако разделилось, некоторые его части сжались, другие, наоборот, удлинились – это было похоже на ускоренную в бесконечное множество раз лепку какой-то чудовищной статуи из слизи. Над мощной шеей появилась голова, потом вырисовалась грудь, мощные руки. Огромное облачное существо с плохо прорисованными контурами, но внешностью напоминающее человека. У кибернета закружилась голова, и он отступил на несколько шагов. На туманном лице стали проступать черты, открылись глаза, появились уста, огромные, как врата ада. Наконец лик замер, и тогда Эврибиад узнал его.

И не только он. Повсюду вокруг людопсы бросали мечи и бросались ниц. Эврибиад потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок, попытался мысленно разложить видение на составляющие – будто это давало его сознанию хоть какой-то контроль над этой невозможной реальностью. Мощный, агрессивный подбородок, рот, который, будь он человеком, можно было назвать мясистым и который расплылся в радостной улыбке, высокий выпуклый лоб и бритый череп.

Отон повернул к ним лицо и плавным движением, словно вплавь, приблизился к вершине башни. Та была совсем крошечной в сравнении с его телом, травинкой, на которой в жалкой борьбе сцепилась горстка муравьев. Отон протянул палец – один палец, который был невообразимо шире самой платформы, такой огромный, что вызванный им воздушный поток едва не опрокинул Эврибиада навзничь.

Палец приблизился, прошел у них над головами. Не удержавшись, людопес коротко тявкнул от страха. Но гигант пришел не за ним.

С точностью, невероятной у такого гиганта, каким он стал, Отон подтолкнул отряд варваров к краю платформы. Те не заставили себя просить и в мгновение ока скрылись, врассыпную скользя с платформы под укрытие деревьев. Эврибиад не одержал победы, однако, против всякого ожидания, не погиб, спасенный этим apo mekhanes theos[36].

Огромное лицо приобрело задумчивое выражение и приблизилось, рассматривая следы битвы.

И вот они оказались перед глазами бога. Рациональное объяснение попыталось проложить дорогу в сознание Эврибиада, но остановилось перед верой предков, перед благоговением, которое внушили ему так давно, что теперь оно вернулось против его воли. Абсурдно ли это – обожествлять такое явление? Эврибиад снова огляделся. Аристид стоял на коленях, уткнувшись лбом в бетон, и дрожал всем телом. Он бормотал сквозь зубы молитвы родом из детства, те, от которых они поклялись отречься, когда годы – нет, вечность назад – вместе вышли в горький океан на маленькой триреме.

Кибернет на колени не встал – но не из гордыни. Он один остался на ногах, задрав в небо оскаленную пасть. Отон улыбнулся с выражением, которое Эврибиад так хорошо знал – с позабавленным превосходством, которое часто так раздражало людопса. На сей раз Эврибиад воздел вверх кулак, приветствуя того, кто был их хозяином и кто снова стал им, хотя бы на несколько мгновений. И гигант ответил ему, подняв сжатую в кулак руку, как делают воины, отдавая почести своим союзникам.

А потом он взлетел. Восходящий поток воздуха еще какое-то время колыхал верхушки деревьев.

Огненная точка засияла в небе, превратилась в звезду, потом взорвалась. Темнота сменилась бледным светом, который усиливался и в конце концов повис в воздухе слепяще-белой шапкой, а потом угас так же быстро, как разгорелся. Обломки Корабля превратились в метеоры, которые в своем падении упрямо стремились к планете и сгорали, соприкоснувшись с атмосферой.

Ахинус и Плавтина провели ночь, наблюдая за далекими всполохами космической битвы. Это зрелище было не лишено красоты: там и тут вспыхивали грозди огней, рисуя в зените быстро исчезающие созвездия. Каждое из них означало уничтожение Корабля, окончательное угасание сознания – множества сознаний. Порой небо расчерчивалось огненными линиями, когда кто-то из сражающихся стрелял дальнобойным лазером. Чаще всего дрожащий ореол, почти незаметный, если не знать, куда смотреть, означал интенсивную перестрелку из ядерного оружия.

С их позиции было сложно увидеть во всем этом что-то, кроме природных явлений мимолетной и беспричинной красоты.

Крошечные движущиеся точки составляли флот Виния. Одна за другой они взрывались в последнем фейерверке и угасали, погибая от хирургически точных ударов. Время от времени их хрупкие генераторы энергии терпели аварию, опасные запасы антиматерии выплескивались из защитной камеры, и рождалась сверхновая, заливая ярким светом окрестности планеты, так, что зрителям, несмотря на расстояние, приходилось отводить взгляд, чтобы не ослепнуть.

Это началось после ухода Отона и будет продолжаться до тех пор, пока Виний и его союзники не обратятся в бегство. Ахинус дал проконсулу то, чего тот желал: возможность переместить сознание на новый носитель, составленный из бесчисленных миллиардов скоординированных микроскопических машин. Рой, который мог ускоряться, не заботясь о структурных изменениях, был способен просочиться внутрь врага через малейшую трещину в обшивке, поглотить его оружейную систему или двигатели и улететь так быстро, как прилетел. Опасное оружие, наделенное единой волей и острым тактическим умом, и прежде всего – уверенностью в своих действиях. Береника перед смертью дала ему приказ: разбить ее врагов.

– Вы сделали ошибку, подарив ему эту нанотехнологию. Он предаст всю галактику огню и мечу, а потом провозгласит себя Императором того, что останется от Лация.

Незадолго до этого хозяин башни предложил ей расположиться на платформе, куда поставили стол и кресла и принесли еды. Эргаты, служащие в башне, уже через несколько секунд после отлета шаттла начали отмывать бетон от следов битвы. Плавтина была изнурена. Но заснуть у нее бы не вышло. Поэтому она согласилась на предложение Ахинуса вместе дождаться рассвета. Полный насекомыми воздух над лесным пологом потрескивал и жужжал. Тут не было светового загрязнения, и потому созвездия расцветали над головами с особенной яркостью. Она обещала Эврибиаду, что через некоторое время присоединится к людопсам. Кибернета ранили в бою, половина его бойцов погибла. Но он желал отыскать способ сосуществовать с варварами, которые на этой планете были такими же потерпевшими.

А главное – она знала, как решить проблему генетического вырождения людопсов: с помощью той же технологии, что уничтожила человечество. Миниатюрные автоматы проникнут в ткани каждого обитателя этой планеты и исправят все, что нужно. Фотида будет довольна и не станет думать, какая космических масштабов ирония кроется в этом решении.

Не отрывая взгляда от неба, Ахинус ответил:

– Я не просто отдал ему эту технологию. Все его сознание теперь распределено по рою. Для него нет пути назад. Иначе Виний нас уничтожил бы.