Неясный темный силуэт задрожал у кибернета перед глазами, и он вовремя пригнулся – кривое лезвие рассекло воздух у него над головой. Он изо всех сил ударил мечом, жаждущим чужой крови, и тот почти без сопротивления вонзился в тонкую, словно натянутая мембрана, материю. Он словно резал холст – сверху вниз и снизу вверх. Оружие его соперника дрогнуло, но тот опомнился от боли и ринулся Эврибиаду навстречу. Тот отбил его изо всех сил быстрым восходящим мулине. Ему показалось, будто он вонзил меч в землю, настолько сила этого существа превосходила его собственную, и Эврибиад заскулил от боли в руке. Но его меч скользнул вдоль вражеского лезвия и вошел во что-то – в трубку из трепещущего мяса, которая отдернулась, сотрясшись в спазме. Эврибиад взвыл, широко разинув глотку и от усталости свесив язык, словно волк, который готовится ухватить добычу, и ринулся вперед, рубя направо и налево, как сумасшедший. Лезвие не ударялось о кости или связки, будто тело напротив него было сделано из тонкой ткани, натянутой на железный скелет, как щит из едва затвердевшей шкуры. Отростки зашевелились, и Эврибиад отрубил их, резко повернув запястье. На него хлынула желтоватая липкая жидкость, и он снова бросился в атаку с удвоенной силой, сам не зная, что делает.

Вражеские ряды сломались, и солдаты Эврибиада бросились в брешь: два эпибата, потом – четыре, восемь, и воспользовались ею, чтобы пошатнуть вражеские ряды, яростно лая и напирая изо всех сил, пытаясь разжать сомкнувшиеся вокруг них тиски. Они как будто дрались с единственным необъятным организмом, живым кольцом, которое прорвали в одном месте и которое на миг задрожало от боли, а потом распалось.

Противник скрылся за долю секунды, оставив их без дела, с уже занесенными запачканными лезвиями – слишком быстро, чтобы Эврибиад успел их рассмотреть. Однако он скорее почувствовал, чем увидел их странную, почти жидкую походку, лишенную порывистости, с которой передвигается всякое двуногое или четвероногое создание. Может быть, сказал он себе, окидывая их затуманенным от усталости взглядом со вдруг опустевшей платформы, они похожи на этих странных существ, на которых смотришь через микроскоп, на амеб или простейших, почти плоских и скользящих по полу, сокращая собственное тело, словно мембрана, которая игрой внутреннего давления растягивается в одном направлении, а потом сокращается, возвращаясь в исходное положение. Он представил себе варваров, наделенных гибкими и непостоянными ложноножками.

Его сознание блуждало в пустых фантазиях. Морфология врага почти не имела значения. Все произошло так быстро, так напряженно – что он мог узнать об этих демонах за такое короткое время? А главное, что полезного он мог узнать? У Эврибиада закружилась голова, и он без ложного стыда ухватился за плечо ближайшего солдата, чтобы не упасть.

Может, на самом деле, из этих наблюдений можно вынести кое-что интересное. То, что, несмотря на спешное отступление, они не оставили за собой трупов, говорило о них больше, чем строение тел. Эврибиад вспомнил неясную волну, в один миг соскользнувшую с платформы. А если они – что-то среднее между единым телом и группой отдельных организмов? Он поморщился. Такое чудо означает смертельную опасность. Варвары страдают все вместе, но и делятся друг с другом силой. Традиционная тактика рукопашного боя – как можно быстрее убивать или калечить каждого нападающего, – тут работать не станет. Кибернет взглянул на свой меч, испачканный в желтоватой, почти прозрачной субстанции, потом знаком велел Аристиду подойти. В голове у него начинала вырисовываться стратегия. Не для того, чтобы выжить, а чтобы дать немного времени Плавтине и Отону. Что до него самого, Эврибиад уже понял, что ему не спастись.

Однако противник тоже размышлял. Они попытались одержать быструю победу, надеясь сперва на эффект неожиданности, а потом на свою превосходящую силу. Следующий раунд пройдет по-другому. Потом будут и другие. Пока последний людопес не покинет сцену под слепым взглядом солнца этого потерянного мира.

* * *

Отсмеявшись, Береника холодно посмотрела на Плавтину. Но теперь в ее спокойном взгляде не осталось и следа печали. Прищуренные глаза блестели новым, диким светом. Она никогда не отступит перед таким жалким соперником. Тем более когда она близко к цели и двери ее тюрьмы открыты, достаточно сказать слово, чтобы Отон помог ей проторить путь – если нужно, используя силу. Автомат стоял у нее за спиной с отсутствующим видом, как послушный механизм. Должно быть, его сильно ранило то, что цель поиска его отвергла.

И, удивив ее саму, Плавтину захлестнула волна гнева, сильной и безнадежной досады, иррационального и абсолютного разочарования. Ее чувства к Отону, желание освободиться от Береники – все смешалось в одно. Бешенство, скрутившее ей живот, было направлено против одного: умственного рабства, на которое люди обрекли автоматы. Она обладала достаточной свободой, чтобы его увидеть, но недостаточно, чтобы освободиться. Но на сей раз Плавтина сразится со своей némésis. Она подняла голову с вызовом, который не ускользнул от Береники:

– Смотрите-ка, как вы распетушились, – жестко произнесла женщина. – Но у меня нет времени на ваши глупости.

– У вас – без сомнения, нет. А вот их позиция, – сказала она, кивая на двух Интеллектов, – возможно, изменится, когда они поймут.

На долю секунды Береника, казалось, заволновалась, губы сжались в беспокойную линию, но это длилось лишь мгновение, не дольше – к ней тут же вернулась уверенность. Но для Плавтины этого было достаточно.

– Я все поняла, когда вы предпочли меня Отону. Я немного стою, еще меньше, чем в те времена, когда меня создали. А вот Отон, напротив, могучий полководец. Ему неведомы угрызения совести. Он умрет за вас, не думая…

– Вы себя недооцениваете.

– …А вы все-таки предпочли меня.

– Может, я просто проявила сентиментальность к давней служанке. Мне незачем объяснять свои приказы.

– Вот только, согласно Узам, эти приказы могут сказаться на Человеке, – ответила Плавтина. – Вот что я думаю: моя единственная настоящая ценность – мои способности в инженерии экосистем. Вы знаете о моем даре и уже его использовали, чтобы извратить исследовательский процесс в Схоле в своих целях. Я не умею ничего другого, только распознавать схемы регуляции биологических систем и определять конкретный момент, когда вмешательство даст адекватные результаты. Это ценный дар. Недавно он несколько раз спас мне жизнь. А потом я поняла, что если и нужна вам, то потому, что эта способность входит в ваши планы – они от нее зависят.

– На самом деле вы переоцениваете свою нужность, Плавтина.

Береника сказала это легкомысленным тоном, но сама напружинилась. Она собиралась что-то сделать – возможно, пуститься бежать или ударить. Плавтина сглотнула и проговорила пересохшим от волнения голосом:

– И, кстати, отчего вы согласились быть запертой так долго, раз уже победили?

Береника резко оборвала ее:

– Я вам сказала…

– Вот только не нужно ссылаться на Виния. Он ничего не может вам сделать – по меньшей мере прямо. А в союз с варварами он вступил недавно. Нет, правда такова: вы создали сложную экосистему и должны были дождаться, пока она разовьется, чтобы ваша схема принесла плоды. Теперь вам нужно ее контролировать – и тут мне следует вступить в игру. Ваши планы не закончились со смертью остальных людей, иначе ваше поведение не имело бы смысла.