– Беги в трюм. Командуй. Нам нужно выбросить несколько мешков с песком. Нет времени сражаться. Испанцы настигнут нас раньше, чем эта разваливающаяся посудина.

– Капитан, а на кой черт нам вообще это делать? В тумане нам уйти будет проще, может, даже обойдем их, если дадите штурвал!

Слова Джеффри сразу выдают в нем человека, не знающего о морском деле ничего, а тем более – зачем на любом бриге есть песок и для чего же Моргана приказывает избавиться от нескольких мешков.

Она игнорирует вопрос Джеффри.

– Потеря веса даст нам немного скорости. И… и, возможно, мы уйдем. Выбрасывайте все, что сочтете нужным. Если это будут пушки – пускай. Лишь дайте скорости! Просто делай, что тебе сказали, и не задавай вопросов! Баклан, если из-за тебя мы сдохнем, я достану тебя даже в аду, – в глазах Морганы вспыхивает забытая решимость.

Туман становится гуще и гуще, могильный холод пробирает до самых костей. И даже дышать становится тяжелее, но Корморэнт больше не сопротивляется. Он слетает с мостика, проносится вихрем мимо Колмана, лавирует меж других матросов и, прихватив с собой несчастно болтающегося по палубе Джимми, несется с ним в трюм.

– Мальчишка, давай! Хватай мешки – и за борт, – он моргает несколько раз, стараясь тем самым привыкнуть к темноте.

Еще несколько матросов, громко топая, спускаются к ним. И Джеффри, взяв всю ответственность на себя, указывает каждому из них, какой ящик лучше вытолкнуть прочь с борта, а какой мешок высыпать прямиком через орудийный люк. Сам он тоже потеет, как свинья.

«Последняя фантазия» набирает скорость, и Мерфи уже лично помогает развернуть последний парус, пока Моргана до побеления костяшек стискивает штурвал. Она все еще остается хорошим рулевым. И даже новый корабль, еще не испытанный ни единым штормом, выведет из пекла.

– Это еще что такое, черт возьми? – выкрикивает матрос, лица которого Моргана не может разглядеть.

В своем обыкновении Кеннет выбирает приоритетной целью испанцев, а не корабль без флага и опознавательных знаков. И в этом весь Бентлей. Моргана даже готова сказать ему «спасибо» за неожиданную отсрочку. Чужое обостренное желание и почти кровная вражда с испанцами сегодня играют пиратам на руку.

– Это наша смерть! Быстрее! Я не хочу из-за вас, идиотов, подохнуть здесь, – рычит капитан, хотя вдоль ее позвоночника бегут мурашки. Нет, это даже не они, а четкий разряд молнии, подстегивающий к движению. Она смотрит, как в очередной раз гибнут испанцы. «Приговаривающий» всей своей «тушей» безжалостно давит корабль.

И естественное желание, почти инстинкт «выжить» охватывает каждую клеточку тела. Испанский фрегат не просто уходит на дно. Он взрывается. И несколько десятков ядер из-за этого разлетаются в стороны, рискуя зацепить собой все, что окажется на пути. Моргана не чувствует жара огня, но он все равно опаляет ее лицо пламенем прямиком из прошлого.

Валерия с закрытыми глазами напевает себе под нос тихую старую колыбельную, лишь бы успокоиться и представить, что она дома. Каждый день на «Приговаривающем» похож один на другой. И в этой круговерти однообразных событий она чувствует себя несчастной, всеми покинутой и брошенной на произвол судьбы. Вера в слова Матео улетучилась вместе с попытками отследить, сколько времени она уже находится с мертвецами. Когда галеон плывет по морю и не заходит в порт, плотный густой туман окружает его так, что солнечные лучи или лунный свет не пробиваются сквозь. У нее нет ни единой возможности понять, что происходит вокруг.

Но вот почему-то лорд Бентлей Кеннет знает, когда рядом находится корабль: обычная ли то шхуна, бригантина, фрегат или, быть может, целый конвой. Ему нет дела до того, какой флаг вздымается на мачте. Он знает и уничтожает. И Валерия лишь жмурится, вжимаясь спиной в кресло, когда «Приговаривающий» давит своим весом маленькие суда, тяжело выдыхает и молится за ушедших на небеса, когда проклятое судно начинает обстрел.

От оскверненного галеона не скрыться никому: не важно – по воле Бентлея или это особенность магии. Судно идет своим путем, невзирая ни на какие преграды. Штурвал вращается сам собой, пока команда лишь делает вид, что прикладывает хоть какие-то усилия для движения судна. Но никто не в силах повлиять на его ход, кроме самого Бентлея, кроме Валерии, которой лорд Кеннет дал возможность привести его к Моргане О’Райли.

Нужно иметь огромную силу воли, чтобы противостоять мертвецам, но нужно владеть чем-то большим, чтобы подчиняться им и выполнять добросовестно все приказы. Валерия бы назвала это «большее» презрением. Хотя чувства, которые она испытывает к незнакомой пиратке, слишком сложно однозначно определить как презрение. Это нечто совокупное, месиво из нескольких чувств и переживаний, подкрепленных большим количеством смертей.

Ненависть Бентлея заразительна, и Валерия да Коста не может не поддаться ей. Она валит с ног, как болезнь, проникает в легкие и остается сидеть внутри. Наверное, лучше назвать эту ненависть паразитом. Потому что она приживается полностью и пожирает все положительное, в то же время давая заряд и толчок к действиям. Может, в других условиях Валерия и не ненавидела бы Моргану, но именно по ее вине она вынуждена пропускать сквозь себя каждую смерть. Мертвым все равно, а вот ее нежная душа болит.

С каждым разом трупов все больше. И все они устилают дорогу, которая ведет их к Моргане. Валерия сглатывает, когда слышит:

– Милорд… – один из проклятых подходит к Бентлею, стоящему возле перил, протягивает подзорную трубу – когда-то эта вещь была предметом роскоши, самым настоящим произведением искусства, теперь она выглядит жалко. Точно так же жалко выглядит и Валерия. Все, что оказывается на «Приговаривающем», обречено потерять свой блеск. – Испанский корабль.

Непонятно лишь, для чего нужна в этом непроглядном тумане труба. Хотя Валерия не исключает, что взгляду мертвецов подвластно больше, чем ее собственному. И это лишь больше демонстрирует ее ущербность. И в то же время особенность. Иногда слабость – а в данном случае весь экипаж расценивает ее жизнь как несомненную слабость – можно превратить и в возможности.

Бентлей насвистывает незнакомый мотив. И совершенно не сразу он отстраняет от себя все размышления. О чем вообще может грезить чудовище? Только о том, как расправиться с обидчиком, вынудившим его стать чудовищем. И подле этого зверя Валерия сама превращается в маленького звереныша. Вот только ее зубки и когти ничего не значат.

Испанский корабль. Валерия выдыхает слишком шумно. Вскоре еще одно судно испанской короны пойдет ко дну. На белом лице Кеннета появляется хищная улыбка, и кончик трости с глухим звуком ударяется о гнилые доски. Испанка уже выучила, как звучит эта трость. Корабль меняет курс и больше