Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Твою мать, – шипит себе под нос О’Райли.
– Что-то случилось, капитан? – спокойно интересуется Джеффри, притормаживая, и Моргана налетает на его спину.
Долговязый Баклан хватает О’Райли за локти, но как только убеждается, что та не собирается валиться на землю, отпускает капитана с коротким «кхм».
– Я чувствую… не знаю, может, магию. Что-то… не то.
Моргана не до конца может определить, что же действительно она ощущает – проклятье или магию. Но что-то инородное, знакомое и отравляющее всю ее жизнь.
Она заправляет за ухо выбившуюся прядь, но, прежде чем по привычке скомандовать двигаться дальше, замечает вокруг маленькие беленькие искорки. Болотные огни – скверный знак. Давно она читала, что такие огоньки – блуждающие души неупокоенных пьяниц, утопленников и некрещеных детей. Да только откуда тут найтись всем перечисленным.
– Еще бы. Трудно собраться с мыслями, когда по твою душу идут мертвецы… Ост-Индской компании… на «Приговаривающем»… – Усмехнувшись, пират продолжает: – Это только кажется, что остров обычный. Но мне ли об этом говорить вам, капитан? Вы же и без меня повидали огромное количество вещей, которые, если сложить на одну чашу весов, значительно перевесят все мои достижения?
Джеффри говорит без издевки, но О’Райли становится неудобно за ту глупую фразу, сказанную в порыве гнева, и за обещание привязать к пальме при первой возможности.
И они снова направляются по тропинке, пока маленькие шарики-огоньки плывут по воздуху за ними. Они сталкиваются друг с другом, тут же разлетаются во все стороны, играя в свои особенные догонялки. Один О’Райли ловит, но тот легко просачивается сквозь пальцы и плавно улетает к остальным своим «собратьям».
Тропинка заканчивается поляной, трава на которой вытоптана полностью и засыпана песком. На ветках под самым пологом листьев расположился дом, сложенный из кривых палок. Конечно, домом назвать такую хижину сложно, но все же это не просто крыша и палки, которые ее поддерживают. Есть и стены, и даже дверь, представляющая собой огромный кусок коры, на краю своеобразной веранды болтается оборванная веревочная лестница.
– Эй, Пабло, старик! Я вернулся. – Джеффри проходит вперед, переступает границы круга из мелких камушков. – Куда ж ты подевался-то?
Кривая сухощавая рука крепко впивается в плечо Морганы, капитан вздрагивает и тут же выхватывает шпагу. Она резко разворачивается и приставляет ее к горлу неожиданно возникшего оппонента – видимо, Пабло, которого искал Джеффри.
Лицо старика испещрено морщинами, как потрескавшаяся земля, давно не получавшая живительной влаги. Его кожа темна из-за палящего солнца, покрыта старческими пятнами, а на голове колтун из разлохмаченных косичек, крупных бусин и жгутов.
– Дитя… Девчонка, сварливая, недовольная, подавленная и встревоженная… – Старик принюхивается, как самый настоящий зверь, его рука с множеством гремящих браслетов и веревочек спускается до локтя, он расстегивает ремни, но Моргана недовольно перехватывает перчатку, не позволяя ее снять. – …Не осознает всей той мощи, что скрывает. Чувствую, проклята… нет… благословлена. И благословлением этим недовольна. Да что только ты сделаешь, коли сама виновата во всем. Слушать сердце и разум одновременно непросто. Разум упокоила, а сердце не смогла. Борешься, страдаешь, да все равно борешься.
Старик бормочет невнятно полную чушь, его глаза затянуты бельмами, и чем больше Моргана всматривается в них, тем ярче возникает образ у нее в голове.
– Ты! – изумленно выкрикивает капитан.
Она уже видела его. Этот старик рассказал ей историю про Сферу много раньше, когда еще не выглядел скверно. В той таверне он не был одет в убогую набедренную повязку, ребра не торчали и позвоночник не был похож на зубастый рот. Даже если все эти годы старик только и питался кореньями, вряд ли бы он столь сильно исхудал.
– И снова ветром ко мне надуло пришельцев, не желающих знать, думать и видеть правду. Так встревожена, что страх застилает глаза и отрезает любые эмоции. Сердце глухо, а все равно болит и стонет.
– Я не встревожена.
– Встревожена. Лгать мне не нужно, дурная девчонка. Прекрати перебивать. И уже произнеси, что же тебя беспокоит. Зачем пришла? Отвечай.
Моргана выгибает правую бровь. На ее памяти еще не было ни одного столь скверного проклятого. Хотя, признаться, имела дело она только с собой и несколькими другими «одаренными».
– Эй! Старик, я тут! – склонив голову набок, Джеффри наблюдает за ними со стороны. Но его попытка привлечь внимание не имеет эффекта, Пабло игнорирует его, словно соленая вода и вовсе смыла все, что представляет собой Корморэнт.
– Ты и так знаешь, зачем я здесь, – твердо заявляет Моргана.
Она слышала, что особо древние проклятые могут не просто знать намерения пришедших к ним, но и заглядывать в будущее, чтобы направить на путь истинный. Но Моргана смотрит в пустые глаза старика, и все кажется ей глупыми домыслами. Откуда обычным матросам, сидящим днями в порту, знать что-то о потусторонней силе. Моргана пытается выдернуть руку и отойти на два шага.
Узловатые пальцы Пабло проходятся по ломаным линиям и точкам на ее запястье. Старик давит на отметины, на углы линий, впиваясь грязными ногтями и грубыми мозолистыми подушечками пальцев, оставляя красноватые следы-полумесяцы.
– Я, может, и знаю, но, чтобы ответить, нужно, чтобы задали вопрос. Иначе в чем смысл диалога? – Он небрежно кладет в ладонь Морганы перчатку и сгибает ее пальцы: – Держи крепко, а то, глядишь, еще в больший ужас придешь, деточка.
Старик переставляет палку и, прихрамывая, шаркает к центру поляны, где некогда было кострище. Уязвленная О’Райли поджимает губы и не выпаливает что-то несуразное лишь потому, что понимает – проклятому все равно, что она скажет.
– Эй, Пабло, не ворчи, – обращается к старику Джеффри, пока О’Райли потирает руку, словно получила по ней удар, а не нечто живое коснулось ее. – Мы пришли к тебе за помощью. И нам нужно…
– Вам нужен мой совет? Так говорите все, что знаете. Или эта трусиха так и будет стоять с глупым выражением лица?
– Я не трусиха, – раздраженно и с жаром отзывается О’Райли.
Она себя таковой не считает. Когда проходишь тяжелый путь и выносишь каждое испытание с честью, для трусости в жизни не остается места.
– Трусиха, – отсекает старик. Он водит по ребристым засечкам на своей палке. – Всего боишься. И силы своей, и себя саму…
– Я не боюсь. Ясно?! – ирландка свирепо шипит. Вмиг ее глаза вспыхивают, а в руке появляется сфера. Она со злостью отправляет ее прямиком в старика. Но мужчина точно ожидал нападения. Прикрывшись палкой, он подхватывает сферу на самый кончик. Искрящийся голубой шарик освещает изможденное лицо.
О’Райли тяжело и