Работы по переустройству Хэмптон-корта продвигались быстро. В 1532 году на месте старого холла Уолси, от которого, вероятно, остались большие эркерные окна рядом с помостом, началось строительство огромного главного холла длиной в 106 футов, шириной в 40 и высотой в 60. «Новый королевский холл» из кирпича и камня, в перпендикулярном стиле, имел контрфорсы, над которыми возвышались восьмиугольные турреты с геральдическими животными короля и золочеными флюгерами. Возведенный над погребами на уровне второго этажа, главный холл был задуман как первое помещение наружных апартаментов короля; в него вела парадная лестница. По завершении работ в нем выложили плиткой пол3 и построили прекрасную галерею для менестрелей, над дубовой перегородкой. Венцом всего стала великолепная «молотковая» кровля, сооруженная главным королевским плотником Джеймсом Недехэмом и украшенная красными, синими и золотыми эмблемами и инициалами, в том числе Генриха VIII и Анны Болейн, а также фигурами, «античными» завитками, путти, изящными подвесками: все это вырезал королевский столяр Ричард Ридж из Лондона. Дым от центрального очага выходил наружу через трехъярусный шестиугольный купол. Холл был достроен в 1535 году, в нем повесили гобелены со сценами из истории Авраама, которые находятся там по сей день4.

Холл дворца Хэмптон-корт оказался единственным в своем роде: больше ничего подобного при Генрихе VIII создано не было. Он должен был производить большое впечатление, однако ко времени строительства замысел уже устарел. В других королевских резиденциях на месте главных холлов устраивались наружные покои, расположенные на втором этаже. В них попадали со двора по большой лестнице для процессий – «halpace» [букв. «высокий проход»]. Такая организация пространства сохранялась в английских дворцах на протяжении трехсот лет.

Работы в Йорк-плейсе шли своим чередом. В 1531 году король приобрел госпиталь Святого Иакова для прокаженных, который стоял неподалеку, на открытом месте, выселил троих его обитателей, назначив им пенсию, и велел снести старые здания. Между 1532 и 1540 годом там возвели «великолепный, добротный дом»5, «резиденцию для детей короля»6, известную под названием «Дом святого Иакова», или «Сент-Джеймс в Полях». В здание с четырьмя внутренними дворами попадали через мощный гейтхаус с восьмиугольными турретами, инициалами «Н» и «А» и розами Тюдоров. В новом дворце имелись прекрасные королевские покои, теннисный корт, турнирная площадка и красивая церковь7, но главного холла не было. На шестидесяти акрах, где ранее простирались заболоченные земли, осушенные по приказу Генриха, был создан Сент-Джеймсский парк, заселенный затем оленями «для удобства и удовольствия» короля8. К нему прирезали охотничьи угодья, которыми пользовался только государь; они простирались до Хэмпстед-Хита и Айлингтона. Сам Генрих редко останавливался в Сент-Джеймсе, дворец в основном использовался как лондонская резиденция герцога Ричмонда.

Летом 1532 года жертвой строительной мании Генриха стал Тауэр, который он хотел обновить к моменту коронации Анны Болейн, втайне ожидая, что это случится в ближайшем будущем. Работами руководил Кромвель. Внутреннее убранство королевских апартаментов было удалено, стены и потолки отделали в античном стиле. Все это обошлось в 3500 (1 050 000) фунтов стерлингов. Корпус с новыми покоями королевы был выстроен во Внутреннем оборонительном поясе, к северу от башни Лантерн. Там имелись приемный зал, столовая, опочивальня с уборной, галерея, ведшая к апартаментам короля, и мост через ров, по которому можно было пройти в личный сад. В столовой установили «камин, отделанный деревянными панелями с античными мотивами». Генриху так понравилась эта новинка, что он велел разбирать камины и в других своих жилищах с заменой их на «античные». Башню Святого Фомы приспособили под жилища для служителей двора, а Белую башню начали ремонтировать9.

В 1532 году Эндрю Райт сменил Джона Брауна в должности королевского служителя-художника. Будучи по преимуществу декоратором, Райт снискал себе славу украшением королевских судов и карет, росписью знамен и созданием декораций для живых картин. Вероятно, на короля в то время работал и некий «Амброз», которого можно отождествить с Амврозиусом Бенсоном, ломбардцем, членом Гильдии художников Брюгге с 1519 года. Бенсон известен полотнами на религиозные темы и портретами; скорее всего, именно он изобразил лорда Бернерса, переводчика Фруассара. Но получал ли этот художник заказы от короля, в точности не известно10.

Вскоре всех их затмил Ганс Гольбейн, который в 1532 году вернулся в Англию и обосновался в Лондоне. Прежний покровитель Гольбейна, сэр Томас Мор, больше не мог помогать ему, и он зарабатывал на жизнь написанием портретов немецких купцов. Тем не менее Гольбейн сохранил связь с двором – не прошло и года, как быстрорастущая известность мастера вновь создала спрос на его работы.

Появлялись и новые звезды от музыки. Одной из них стал «очень красивый»11 молодой человек по имени Марк Смитон, в 1532 году назначенный грумом Личных покоев12. Он был одаренным музыкантом, игравшим на лютне, вёрджинеле и переносном органе, а кроме того, великолепно пел и танцевал. Смитона заметили в довольно раннем возрасте, он поступил в хор Уолси, а после падения кардинала перешел в Королевскую капеллу. Продвигаться ему помогало лишь музыкальное дарование, а не происхождение: он был сыном плотника и белошвейки и старался не поддерживать контактов с родителями13. К тому же Смитон плохо одевался, обычно он носил «yerns» (которые ранее неправильно отождествляли с джинсами – jeans), и король время от времени снабжал его рубашками, рейтузами, туфлями, головными уборами14. Люди называли его Марк, что указывает на низкий статус Смитона внутри Личных покоев15.

Молодого музыканта, чья судьба впоследствии трагическим образом переплелась с судьбой Анны Болейн, вскоре приметил лорд Рочфорд, благодаря которому тот стал вхож в придворный кружок Болейнов. Его подпись – «A moi, M. Marc S.» – стоит на странице рукописи стихотворений Жана Лефевра, принадлежавшей Рочфорду. Позже ею владел Уайетт, имя которого можно видеть, вместе с несколькими пословицами, на пустых страницах манускрипта16. Достоверных сведений о том, что Рочфорд и Смитон находились в гомосексуальных отношениях – такие предположения высказываются в последнее время, – не существует17.

Марка Смитона также называют составителем сборника музыкальных произведений, предназначенных для Анны Болейн18. Его подпись на манускрипте со стихами Лефевра схожа с почерком, которым написан сборник, отсюда и заключение об авторстве Смитона, в котором, однако, нет уверенности. Всего в сборнике содержится 39 латинских мотетов и 5 французских песен, написанных до 1515 года; среди них есть сочинения великого французского композитора Жоскена Депре, которого Анна, вероятно, встречала в Бургундии и во Франции. Одна из буквиц украшена изображением, которое принимали за геральдического сокола Анны, клюющего гранат – эмблему Екатерины Арагонской: если это верно, книга была составлена