Об этом свидетельствует его совещание с ближайшими соратниками Славеком, Пристором, Беком, Венявой-Длугошовским и Свитальским, состоявшееся 14 июля 1928 года в Бельведере. О содержании выступления маршала известно из дневниковых записей Свитальского: «Комендант начал с поручения Пристору запротоколировать ход собрания. В результате этого у нас сложилось впечатление, что комендант придает этому совещанию какое-то особое значение, потому что во время предыдущих встреч он никогда не требовал, чтобы их кто-то фиксировал.

Комендант начал с того, что его здоровье пошатнулось. Он может умереть, к чему он готов, лично для него это не проблема. Но он должен думать, как обезопасить свой труд, чтобы Польша, когда его не будет, не упала слишком резко с той высоты, на которую комендант ее втащил.

Первое, что тревожит коменданта, – нехватка людей. Эту нехватку он чувствовал на всем протяжении своей государственной работы. Он стремился к тому, чтобы государственную деятельность могли возглавить люди, которые за эту Польшу боролись, а не те, для кого это государство было, по сути дела, сюрпризом. При достижении этой цели он столкнулся с непреодолимыми трудностями.

Одни не желали заниматься этой работой, к которой у них были определенные способности. Другие – это либо люди, хотевшие действовать методами своего прошлого конспиративного гетто, то есть методами, непригодными для управления государством, либо люди с настолько посредственными и неразвитыми способностями, что при таком умственном уровне нельзя управлять даже малым предприятием, не говоря уже о государстве...

Комендант обращает внимание на многократно им подчеркивавшуюся необходимость выявлять людей и информировать его о них...»[238]

Затем Пилсудский дал характеристики тем людям из своего окружения, с которыми он связывал будущее режима, – Медзиньскому, Славой-Складковскому, Славеку, Свитальскому, Пристору, Беку, Веняве-Длугошовскому – и перечислил, на каких государственных и военных постах он планирует их использовать.

Диктатор также поделился своими размышлениями о необходимых изменениях в конституции. При этом он предостерег от всякой спешки и отметил, что, угрожая 1 июля октроированием конституции, он хотел только напугать оппозицию. Прежде чем решаться на такие радикальные меры, нужно сориентироваться в расстановке сил. Но это не значит, что правительственный лагерь может предаваться бездействию. Ближайшее время нужно посвятить широкой пропаганде основных направлений пересмотра конституции. В их числе он назвал переход к сессионному порядку работы парламента, усложнение процедур созыва внеочередных сессий сейма и выражения вотума недоверия правительству, усиление влияния президента на внешнюю и военную политику, наделение его правом издавать декреты и т. д.[239]

Конечно, эту речь Пилсудского нельзя считать политическим завещанием, поскольку он вовсе не собирался отправляться на покой. Это пока что свидетельство глубоких размышлений диктатора о будущем установленного им режима, который он считал благом для Польши и гарантией ее безопасности в неспокойном мире. Неслучайно свою речь он завершил рассуждениями о возможности войны с красной Россией. При этом он повторил свою старую мысль, что большевики в случае внутреннего кризиса могут ради своего спасения выдвинуть лозунг войны. И он не уверен, что тогда кто-нибудь справится с «нашими трудностями, потому что это огромный груз». Из выступления следовало, что маршал связывал будущее режима с изменением конституции, усилением исполнительной власти за счет законодательной и более активным выдвижением на ключевые посты в армии и государстве людей из близкого окружения, вместе с ним переживших эпопею легионов. Все три названных направления и были положены в основу его последующих шагов.

О том, что Пилсудскому была вовсе не чужда мысль о смерти, говорит и его выступление на виленском съезде легионеров в 1928 году. В нем он, предвосхищая свое завещание, попросил похоронить его сердце в Вильно, на Росах, где спят вечным сном легионеры, погибшие ради того, чтобы сделать ему в 1919 году пасхальный подарок.

Несмотря на всю нелюбовь к лечению, Пилсудский все же осознавал, что состояние его здоровья перестало быть его личным делом, что он так и не подготовил своего коллективного преемника. Как известно, характерной чертой всякой диктатуры является отсутствие рядом с вождем сколько-нибудь по-настоящему сильных индивидуальностей. И Пилсудский в этом отношении исключением не был. В сложившейся вокруг него со времен мировой войны команде креативные личности отсутствовали полностью – были только послушные исполнители. По рекомендации врачей он решил уйти в длительный отпуск и провести его за границей, чтобы отвлечься от текущих проблем. Возникновения проблем стратегического значения до момента созыва бюджетной сессии парламента он не предвидел. В общей сложности в этот раз он провел в Румынии шесть недель – с 19 августа по 2 октября 1928 года.

Согласно конституции 1921 года правом внесения изменений в Основной закон был наделен лишь сейм второго созыва. Последующие сеймы могли принимать только новые конституции. И Беспартийный блок, и многие другие партии в своих предвыборных программах требовали ревизии конституции, естественно, в разном ключе. Поэтому этот вопрос не мог не стать предметом обсуждения в сейме, а тем самым и объектом политических баталий. Видимо, в тот момент у Пилсудского не было четкого представления не только о процедуре изменения, но и ее необходимости. Поэтому он то говорил, что это нужно обязательно сделать, то рекомендовал Славеку не торопиться с конкретным проектом.

31 октября 1928 года на первом заседании осенней сессии сейма фракция Беспартийного блока предложила приступить к работе по внесению изменений в конституцию. Готового проекта поправок она на тот момент еще не имела, хотя Пилсудский не раз на эту тему высказывался и определенные ориентиры наметил. В ответ три левые партии – ППС и две крестьянские – создали Согласительную комиссию для защиты республики и демократии. Соглашение о единстве действий распространялось только на вопросы укрепления и защиты республиканского строя, демократии, парламентаризма и политических свобод. Во всех других вопросах партии-подписанты сохраняли полную самостоятельность действий. Как бы критически ни оценивать ограниченность платформы совместных действий, это было важное событие в польской политической жизни – в сейме наметилась консолидация оппозиции.

Проект конституционных изменений был внесен Беспартийным блоком на рассмотрение сейма в феврале 1929 года. К его подготовке не привлекались ни члены фракции (они познакомились с ним за час до начала заседания), ни премьер Бартель, имевший собственное видение того, как должна выглядеть конституция, особенно в области прав главы кабинета. В проекте в полной мере проявились намерения режима в конституционной области. Они сводились к отказу от принципа равенства трех ветвей власти. Верховным представителем власти становился президент, который избирался бы всеобщим голосованием из двух кандидатов (один предлагался действующим президентом, второй – национальным собранием). Главе государства планировалось предоставить значительные полномочия в области внешней и внутренней политики, право решать все вопросы формирования, функционирования и отставки кабинета. Существенно ограничивались контрольные функции сейма в отношении исполнительной власти, предусматривались меры по ускорению процесса принятия законов и постановлений. Все это, по замыслу авторов проекта конституции, должно было повысить эффективность работы высших органов государственной власти.