В этих условиях диктатор решился на шаг, который многие оппозиционные политики восприняли как последнюю попытку режима удержаться на плаву. Пилсудский решил сменить кабинет, заодно выведя на авансцену наиболее доверенных людей из своего кадрового резерва, сформированного главным образом из легионеров. 13 апреля 1929 года кабинет Бартеля подал в отставку. На следующий день было сформировано правительство во главе со Свитальским. Почти половина министров были старшими офицерами, в связи с чем новый кабинет его противники называли «правительством полковников». Новый премьер имел уже достаточно большой опыт государственной деятельности – последовательно занимал посты заместителя начальника гражданской канцелярии президента, директора политического департамента министерства внутренних дел, одного из руководителей избирательной кампании Беспартийного блока, министра по делам религиозных культов и народного образования. Весьма необычной представляется манера назначения Пилсудским не только министров (ранее приводился пример Славой-Складковского), но и руководителей кабинетов. Свитальский вспоминал: «В начале апреля Мосьцицкий организовал как бы абсолютно приватную встречу со мной, в ходе которой известил меня, что собирается после обращения Бартеля об отставке предложить мне миссию создания кабинета. При этом он не ссылался на договоренность по этому вопросу с Пилсудским. Но я был уверен, что Мосьцицкий не делает этого без предварительного согласия Пилсудского. Поэтому я, хотя и был этим предложением застигнут врасплох, заявил, что попытаюсь выполнить это задание...»[242]

Назначая Свитальского премьер-министром, Пилсудский как бы временно передавал ему часть своих оперативных руководящих функций в правящем лагере. Включение в состав кабинета шести военных было воспринято в обществе как свидетельство желания режима ужесточить политику в отношении оппозиции. Но сразу же показать сейму свою силу у правительства не было возможности, поскольку парламент, приняв закон о государственном бюджете, был до осени распущен на каникулы. Чтобы кабинет и лагерь санации в целом не расхолаживались, Пилсудский на встрече со Свитальским 21 апреля 1929 года указал на важность борьбы с левыми для упрочения позиций Беспартийного блока. Он также подчеркнул, что главное сейчас – это пропаганда, направленная на подрыв авторитета сейма.

Уже на следующий день Свитальский провел совещание со Славеком, Пристором, Славой-Складковским, Беком и Матушевским, первым пунктом которого был вопрос о пропагандистской деятельности Беспартийного блока. И если накануне Пилсудский давал поручение премьеру, то теперь в этой роли выступал глава кабинета. Он заявил, что, поскольку в данный момент сейм и пресса не критикуют правительство, у него «нет повода лезть на стенку. Но зато сейчас может начать свой пропагандистский марш ББ. Темой пропаганды для ББ могут быть нападки на сейм, в частности, потому, что это беспокоит правительство, затем конституционный вопрос...»[243]. Фактически это был приказ руководителю сеймовой фракции Беспартийного блока Славеку ближе всех других стоявшему к маршалу. Совершенно очевидно, если бы Пилсудский 21 апреля имел в виду только ББ, то он пригласил бы к себе его лидера. Этот пример очень важен для понимания механизма функционирования режима санации. Совершенно очевидно, что никто, не считая Пилсудского, не имел жестко закрепленного места в иерархии. Следующим за вождем был тот, через кого маршал передавал свои приказы и инструкции.

Создание «правительства полковников» и отсутствие с его стороны каких-то нападок на парламент, с одной стороны, не могли не породить у сейма убеждения, что его скоро распустят. С другой – левая часть сейма не исключала возможности договориться с правительственным лагерем о взаимодействии. Теряясь в догадках относительно будущих шагов режима, доверительные контакты с премьером и даже с Пилсудский попытались установить руководители ППС. В первой половине мая к Свитальскому с просьбой о неофициальной встрече обратились видные деятели ППС Томаш Арцишевский и Мечислав Недзялковский. 24 июня в Бельведере Пилсудский принял по его просьбе Дашиньского, который выступал не как маршал сейма, а как один из лидеров ППС. Эта встреча подтвердила точность наблюдения Пилсудского, что новый сейм «не утратил амбиций правления»[244]. По словам диктатора, Дашиньский предложил сформировать устойчивое парламентское большинство в составе Беспартийного блока, ППС и крестьянских партий. Акция Дашиньского свидетельствовала о его полном непонимании сути режима, не собиравшегося идти ни на какие коалиционные соглашения, связанные с торгом, уступками, компромиссами. Ответ Пилсудского был совершенно предсказуемым: «...Не будучи главой кабинета, я предпочитаю этот разговор переадресовать премьеру, г-ну Свитальскому, полагая, что он может лучше, чем я, заняться этим вопросом, а относительно Беспартийного блока я посоветовал ему пойти естественным путем – к председателю этого клуба г-ну Славеку»[245]. Ответ диктатора полностью подтверждал зафиксированное 12 февраля 1929 года наблюдение Свитальского, что комендант не желает договариваться с сеймом. О непримиримом отношении Пилсудского к парламенту свидетельствовало и его выступление 26 июня перед государственным трибуналом по делу Чеховича, выдержанное в весьма грубой форме.

Но на досрочный роспуск сейма Пилсудский по-прежнему не решался. Как всякий много переживший человек и опытный политик, он не мог не понимать, что в результате возникнет совершенно новая политическая реальность, точные контуры которой предсказать невозможно, если не провести солидной предварительной подготовки. В этом он убеждал и своих сторонников, полагавших, что сейм настолько слаб, что его можно без всяких проблем распустить. Официально с Пилсудским солидаризировались его ближайшие политические помощники. Об этом свидетельствует, например, выступление премьера Свитальского 30 апреля 1929 года на обеде с группой сенаторов от Беспартийного блока. Он высказался против роспуска сейма и октроирования конституции, поскольку общественное мнение неустойчиво: сегодня оно за роспуск, а завтра качнется в другую сторону и всю вину возложит на режим. Поэтому лучше действовать не спеша, естественным путем внедряя новые формы политической жизни.

О том, что в действительности Свитальский был настроен по-иному, указывает совещание у Пилсудского 1 июля 1929 года с участием премьера, Славека и Пристора. На вопрос маршала, проводить ли решительную схватку с сеймом в текущем году или отложить на более поздний срок, все три его ближайших соратника высказались за первый сценарий, причем считали, что это нужно сделать как можно скорее. Но Пилсудский с ними не согласился. Вот его окончательное мнение, озвученное на одной из встреч со Свитальским и Славеком: «Комендант считает, что, несмотря на глупое польское общество, которое хотело бы или немедленного роспуска сейма, или октроирования конституции, проводимая комендантом политика в отношении сейма, заключающаяся в том, что есть сейм и нет этого сейма, что конституционные принципы не нарушаются, дает Польше большие плюсы в международных отношениях»[246].