Наконец, неуспех операции был практически гарантирован тем, что сам Бурбаки проявил вялость при осуществлении контроля за проведением этой операции. Проницательность Федерба или энергия Шанзи, возможно, и сыграли бы положительную роль и позволили достичь определенных результатов, но лишенный воображения пессимист Бурбаки был способен лишь творить проблемы. Фрейсине призвал заменить его генералом Билло еще до начала работы над планом кампании на востоке. «Как вы можете до сих пор питать иллюзии насчет Бурбаки, – спросил он Гамбетту, – в особенности после всего, что произошло в этой кампании и раньше на севере? Именно вот такое фетишизирование нашей былой военной славы и прикончило нас». Гамбетта, хотя и сокрушался по поводу свойственного Бурбаки пессимизма, все же не был убежден в правоте Фрейсине, однако действительно соглашался, что де Серру следует всегда находиться рядом с Бурбаки в статусе личного представителя министра, и через него Фрейсине рассчитывал сам руководить ходом кампании. «Я хочу, чтобы вы верно поняли меня, – предупредил он де Серра, – что ни одно решение не должно приниматься без моего ведома. Лишь в случаях, продиктованных военной необходимостью, я допускаю, что они принимались без моих на то распоряжений». Де Серр даже получил, на случай использования по своему усмотрению, приказ об освобождении Бурбаки от должности. Эта мера была абсурдной и даже трогательной, поскольку все в ставке Бурбаки знали, почему де Серр там находится, но сомнительно, усугубило ли оно все неудачи кампании. На самом деле и Бурбаки, и Борель, оба считали де Серра учтивым и сговорчивым коллегой, который без санкции свыше не вмешался в ход операции, кто обеспечивал полезную связь с Гарибальди и кто выручал при решении вопросов с войсковым подвозом и с железными дорогами. Сам де Серр со временем становился еще более покладистым, поскольку постепенно начинал понимать, что проблемы, связанные с проведением такого рода кампании на самом деле куда сложнее, чем можно было предполагать.

Самые серьезные неприятности были связаны с конкретными полномочиями де Серра – в сфере железнодорожных перевозок, за которые он по рекомендации Фрейсине отвечал в военном министерстве. Сомнительно, что с помощью одних только железных дорог можно было с ходу решить все вопросы переброски войск. Подвижного состава отчаянно не хватало, большая часть его использовалась для осуществления поставок, и перебои с пассажирскими перевозками явно могли бы послужить немцам указанием на то, что французы что-то затевают. Если бы, конечно, немцы обратили на подобные вещи внимание. В любом случае войска, возможно, добрались бы до пунктов назначения с той же скоростью и пешим путем. По расчетам де Серра, для переброски двух корпусов Бурбаки к Соне от Луары потребовалось бы два дня, речь шла о 18-м и 20-м корпусах. И он принял меры для начала переброски 22 декабря. Но 22 декабря составов не было. Войска, которые уже провели три морозные ночи в биваках, часами дожидались отправки на платформах Невера и Ла-Шарите-сюр-Луар. Когда поезда после долгой задержки все же прибыли, их все равно оказалось недостаточно, и переброска войск затянулась на несколько дней. Как только солдаты оказались в вагонах – в вагонах для перевозки скота с грубыми досками вместо скамеек, – они целую неделю добирались в них до пунктов назначения: в Шаньи и в Шалон-сюр-Сон. Линии не были очищены от стационарных вагонов, одна недавно законченная ветка все еще считалась непригодной для движения, по мнению управления железных дорог, на линии случались всякого рода мелкие неисправности, одним словом, была масса причин для остановок воинских эшелонов иногда на целые дни, в то время как их пассажиры заболевали от холода и голода. Случалось, и умирали. Получаемые пайки тут же съедались, доставка провианта была нерегулярной, и если еду не удавалось реквизировать в местном масштабе, войска обрекались на голод. Солдаты на чем свет стоит бранили офицеров, офицеры – военного министра, Фрейсине и его штабистов, кляли во все тяжкие неопытных и переутомившихся железнодорожных служащих, призывали расстреливать всех их на месте. Генерал Пала (псевдоним – Леокур) торжественно объявил, что всю ответственность за эти беды несут министр, отдававший соответствующие распоряжения, которые невозможно исполнить, генералы и их подчиненные, которым явно не хватает проницательности и предусмотрительности, корпуса, которые изо дня в день проявляют недисциплинированность, интенданты и артиллеристы, кто постоянно жертвует общими интересами ради удовлетворения своих собственных, и, наконец, железнодорожные служащие, которым не хватало и не хватает ни воли, ни инициативности.

Все это – огульные обвинения, однако крайне трудно с точностью установить истинных виновников.

К этому ряду обвинений можно добавить и неспособность властей обеспечить бесперебойное функционирование субординационной цепочки. Гамбетта поехал в Лион помочь Брессолю сформировать 24-й корпус, де Серр оставался в ставке Бурбаки, Фрейсине – в Бордо, и эти три ключевые фигуры сразу же утратили связь друг с другом. Гамбетта, который перед отъездом передал все полномочия по организации военной операции де Серру, к 23 декабря убедился, что вообще не владеет ситуацией. «Я не могу управлять отсюда, – телеграфировал он из Лиона, – но необходимо, чтобы меня держали в курсе событий». Фрейсине, например, принял меры, чтобы Брессоль вышел из поезда в Безансоне. Де Серр внезапно сменил пункт назначения на Доль: с какой стати? И де Серр пояснил, войска Брессоля в таком состоянии, что 24-й корпус лишь неделю спустя будет готов для переброски, да и тогда от него будет мало толку. Фрейсине, со своей стороны, нашел, что энергия и инициатива де Серра имели свои недостатки, и 2 января выговорил ему по телеграфу. «Я понимаю, что Ваше вмешательство продиктовано патриотическими устремлениями минимизировать абсолютное несоответствие должности командующего в звании генерала, – писал он, – но это – неосуществимая задача, и Вы лишь усугубите проблемы, пытаясь сами разобраться с ними». Но без присутствия де Серра сомнительно – было бы что-нибудь вообще сделано. Единственной надеждой на спасение кампании, столь безответственно начатой, была и оставалась опора на неутомимого гения импровизации, каковым и проявил себя де Серр. Он как ни в чем не бывало проламывался через «бетонную стену» железнодорожных служащих, реквизировал трудовые ресурсы для приведения в порядок железнодорожного полотна, умел подольститься к Гарибальди и очаровывал генералитет. Задача де Серра относилась к категории невыполнимых, однако предпринимаемые им усилия для ее выполнения были воистину геракловы.

Только 30 декабря Бурбаки был более или менее готов выступить. К тому времени 24-й корпус подтянулся из Лиона и образовал его правое крыло в Безансоне, 20-й корпус продвинулся дальше вниз по течению Ду в Доль, 18-й корпус приближался к верховьям Соны в Осоне, а войска Кремера вошли в Дижон по пятам немецкого гарнизона, который Вердер, встревоженный дошедшими до него слухами, второпях оттянул назад. Теперь начало операции зависело от Бурбаки. Первой своей целью он избрал снять осаду Бельфора и изолировать осаждавших, которых он вначале предлагал оттеснить к Везулю. Но теперь Фрейсине и де Серр устрашились. Передвижения немецких войск северо-западнее Дижона (на самом деле это была осторожнейшая из всех предупредительных разведок 7-го корпуса) послужили основанием для опасений Фрейсине, что задержка на железных дорогах неустранима и последствия ее гибельны, и что немцы теперь перестраивались для нанесения сокрушительного встречного удара по силам Бурбаки. Де Серру и Бурбаки Фрейсине 30 и 31 декабря выслал тревожные сообщения, убеждавшие их поторопиться. Если они своевременно не доберутся до Везуля, предупреждал он, до абсурда сгущая краски, им придется иметь дело с армией численностью в 150 000 человек, не говоря уже о подкреплениях, прибывающих из Германии. Он убедил Бурбаки в своем сообщении, и тревожном, и недостоверном, о том, чтобы он выжал из своей армии хоть «чуточку мобильности, демонстрируемой нам сейчас прусской армией». И Фрейсине решил направить к Бурбаки и 15-й корпус из района южнее Луары.