философией, Пьер в итоге выбирает философию, преподавание которой показалось ему более свободным и интересным, хотя литература остается его главной страстью. Но не так-то просто стать философом, когда твоя фамилия Деррида. «Когда я объявил о своем выборе, один из моих преподавателей сказал мне, что это самоубийство», – вспоминает Пьер[899].

К сожалению, конец лета омрачает еще одна новость. Несмотря на плохое самочувствие в течение многих месяцев, Поль де Ман не решается обратиться к врачу. В июле 1982 года обеспокоенные его состоянием Джеффри Хартман с женой по собственной инициативе договариваются о встрече с врачом, который немедленно отправляет де Мана в Нью-Хейвен на более полное обследование. Диагностирована неоперабельная опухоль рядом с печенью. Деррида одним из первых узнает об этом от самого де Мана, сначала по телефону, затем из письма, написанного в почти умиротворенном тоне:

С тех пор как я вернулся домой, мне стало гораздо лучше, и я начал есть, спать, немного гулять и наслаждаться скромными радостями выздоровления. Все это, как я вам уже говорил, кажется мне страсть каким интересным, и меня это очень забавляет. Я всегда это знал, но сейчас все только подтверждается: смерть, как говорится, выглядит гораздо лучше, когда познакомишься с ней поближе, – этот «неглубокий, зря оклеветанный ручей смерти». Тем не менее мне это нравится больше грубого слова «опухоль»[900].

В следующие месяцы Деррида и де Ман будут часто созваниваться и писать друг другу. Болезнь и угроза смерти сделают их отношения как никогда близкими.

Именно в 1982 году – через некоторое время после того, как предложение Маргерит Дюрас не получило продолжения, – Жак Деррида впервые соглашается сыграть в фильме. В «Танце призраков» (Ghost Dance), полнометражном фильме английского режиссера Кена Макмаллена, Деррида снимается в роли самого себя вместе с Паскаль Ожье, и съемка получается одновременно странной и примечательной. Первая сцена, очень короткая, но повторяемая до изнеможения, происходит в кафе «Le Sélect», перед афишей Титу-Кармеля. В перерывах между съемками прекрасная юная актриса объясняет философу то, что в кино называется «линией взгляда», то есть что необходимо смотреть друг другу в глаза. Это производит на Деррида большое впечатление.

Еще одна сцена, намного более длинная, происходит в кабинете Деррида. Когда Паскаль Ожье спрашивает, верит ли он в призраков, он пускается в непритворное рассуждение о призрачности, теме, которая очень скоро займет центральное место в его творчестве:

Прежде всего можно ли спрашивать у призрака, верит ли он в призраков? Здесь призрак – это я… Когда меня попросили сыграть самого себя в более или менее импровизированном сценарии, мне показалось, что вместо меня говорит призрак. Парадоксальным образом, вместо того, чтобы играть себя самого, я, сам того не ведая, позволил призраку чревовещать, то есть говорить за меня…

Кино – искусство фантомов… это искусство вызывать призраков… Все это сегодня, как мне кажется, должно рассматриваться как диалог между искусством кино, самым неслыханным и необычным, что в нем есть, и элементами психоанализа. Я полагаю, что кино + психоанализ = искусство призраков… Я думаю, что будущее за призраками, что технология высвободит силу призраков[901].

Деррида вспоминает о призраках у Маркса, Фрейда, Кафки… и о призраке своей собеседницы. Мог ли он представить, что она умрет в 1984 году в возрасте 24 лет, из-за чего этот разговор приобретет тревожный оттенок, о чем Деррида упомянет еще не раз?

В конце своей импровизации я должен был сказать: «А теперь ваша очередь, вы верите в призраков?». И, снова повторив ее раз 30 по требованию режиссера, она говорит эту фразу: «Да, сейчас да». Уже на съемках она мне ее повторила по меньшей мере 30 раз. Уже тогда в этом было что-то странное, призрачное, жутковатое, это происходило много раз за раз. Но представьте себе, что я испытал, два или три года спустя, когда Паскаль умерла, я снова посмотрел фильм в Америке по просьбе студентов, которые хотели его со мной обсудить. Я вдруг увидел, как на экране появляется лицо Паскаль, о котором я знал, что это лицо умершего человека. Она отвечала на мой вопрос: «Вы верите в призраков?». Глядя мне почти в глаза, она все еще говорила с большого экрана: «Да, сейчас да». Что это за «сейчас»? Спустя годы в Техасе. У меня возникло волнующее чувство возвращения ее призрака, будто призрак ее призрака вернулся сказать мне, мне здесь и сейчас: «Сейчас… сейчас… сейчас, то есть в этом темном зале на другом континенте, в другом мире, тут, сейчас, да, уж поверьте мне, я верю в призраков»[902].

Но вскоре его станет преследовать другая смерть, смерть гораздо более близкого ему человека. 3 апреля 1983 года, когда Деррида был в Йеле, его племянник Марк, старший сын Жанин и Пьеро Мескель, брат Мартин, погиб в автомобильной аварии. Эта страшная смерть оставит и на нем, и на всей семье «ужасный отпечаток»[903]. Деррида всегда будет держать фотографию Марка возле своего рабочего стола, рядом с портретами отца и младшего брата Норбера.

С лета 1982 года количество совещаний по поводу создания будущего Международного коллежа философии растет. В письме Деррида Жан-Пьер Фай заявляет, что рад, что два их проекта объединили: «Намечающиеся годы совместного сотрудничества, таким образом, пройдут под знаком нашей солидарности»[904]. Действительность, увы, окажется совсем иной, и конфликты не прекратятся.

Как рассказывает Доминик Лекур, «мы не сразу оценили, насколько Деррида и Фай ненавидели друг друга и насколько велики были их счеты друг к другу. Вначале Франсуа Шателе пытался играть роль посредника, но вскоре он заболел. Жак Ланг и Франсуа Миттеран лично обнадежили Файя, что судьба коллежа будет в его руках. Он был убежден, что Деррида украл предназначавшееся ему место. Между ними было постоянное напряжение, множились инциденты по самым разным поводам. Были какие-то бесконечные унылые истории с ключами, с распределением офисов и т. д.»[905].

Не менее велики были и расхождения по принципиальным вопросам: Жан-Пьер Фай мечтает собрать в большом престижном учреждении мудрецов и художников, он увлечен Рене Томом, Ильей Пригожиным и такими вопросами, как «самоорганизация». Для Деррида приоритет – создать условия для трансверсальных исследований сюжетов, которые еще только складываются, и не дать Международному коллежу философии уподобиться другим заведениям. Он объясняет в Libération:

Мы предусмотрели оригинальные механизмы, которые должны обеспечить максимально строгую профессиональную этику. Например, не будет никаких кафедр, никаких постоянных мест, только контракты на