сексуальные расстройства? Он внимательно присмотрелся к Мерфи. Подсудимый сидел, сгорбившись за столом, уперев глаза в пол.

Бонделли разгладил усы и сверился со своими записями.

– Какова была суть вашего заключения для Службы пробации, доктор? – спросил он, глядя на судью Гримма.

– Я предупредил, что, если не произойдет радикальных перемен, пациент на грани психотического срыва.

Все еще не глядя на Терлоу, Бонделли спросил:

– А в чем может выражаться психотический срыв, доктор?

– Например, в порыве страсти жестоко заколоть кинжалом близкого человека – это психотический срыв.

Судья Гримм сделал пометку у себя в бумагах. Присяжная, сидевшая с правого края, хмуро уставилась на Бонделли.

– Значит, вы предсказали это преступление? – уточнил он.

– По сути, да.

Окружной прокурор обвел глазами присяжных, покачал головой и, наклонившись, что-то прошептал своему помощнику.

– Какие действия были предприняты в результате вашего заключения? – спросил Бонделли.

– Насколько мне известно, никаких.

– Как же так?

– Полагаю, люди, читавшие отчет, недооценили опасности положения.

– Вы пытались кому-либо объяснить, насколько все серьезно?

– Я поделился своими опасениями с несколькими сотрудниками Службы пробации.

– И даже тогда никаких мер предпринято не было?

– Мне дали понять, что такой важный общественный деятель, как мистер Мерфи, не может представлять опасности и что я скорее всего ошибся.

– Ясно. А лично вы не пытались как-то помочь подзащитному?

– Я постарался приобщить его к религии.

– Безуспешно?

– Совершенно верно.

– Как давно вы в последний раз обследовали подзащитного?

– В прошлую среду. Это был мой второй тест после его ареста.

– И к какому же выводу вы пришли?

– Я определил его состояние как параноидальное.

– Мог ли он отдавать себе отчет о характере и последствиях своих действий?

– Нет, сэр. В его психическом состоянии никакие соображения законности или нравственности значения не имели.

Бонделли оглянулся и пристально посмотрел на окружного прокурора.

– У меня все, доктор, – сказал он.

Окружной прокурор провел пальцем по ровно подстриженной челке, заглянул в свои записи.

Келексел, с трудом разобравшись в тонкостях происходящего, задумчиво кивнул. У дикарей, очевидно, существовали зачатки правовой системы и понятия о справедливости. Все на очень примитивном уровне, однако достаточно, чтобы напомнить ему о собственной вине. «Рут потому мне ее показывает? – недоумевал он. – Намекает, что и меня следует наказать?» Келексела, как волной, накрыло чувство стыда. Рут будто заставила его предстать перед судом, будто он сам находился в зале суда. Келексел вдруг явственно почувствовал себя на месте ее отца, эмоции которого щедро передавала микросенсорная сетка пановида.

Мерфи едва сдерживал гнев – неистовый и направленный на Терлоу, который все еще занимал место свидетеля.

«Я должен уничтожить этого иммутанта!» – кипел, вторя ему, Келексел.

Ракурс пановида слегка сдвинулся, так что в центре оказался окружной прокурор. Парет встал и, опираясь на трость, проковылял к Терлоу. Его тонкие губы были сложены в чинную гримасу, но из глаз сочилась ненависть.

– Мистер Терлоу, – сказал он, намеренно избегая слова «доктор». – Верно ли я понял, что, по-вашему, в ночь, когда подсудимый убил свою жену, он был не в состоянии отличить дурное от хорошего?

Терлоу снял очки. Без них его серые глаза казались беззащитными. Он протер стекла, вернул очки на место и опустил руки на колени.

– Да, сэр.

– И вы пользовались в общем теми же тестами, что и доктор Вейли и другие согласные с ним эксперты?

– Да, практически теми же: чернильные пятна, сортировка шерсти и тому подобное.

Парет сверился со своими записями.

– Вы слышали, как доктор Вейли засвидетельствовал, что во время совершения преступления с юридической и медицинской точек зрения подсудимый был совершенно здоров.

– Я слышал его показания, сэр.

– А вам известно, что доктор Вейли раньше работал психиатром при полиции Лос-Анджелеса и принимал участие в Нюрнбергском процессе в составе Армейского медкорпуса?

– Я в курсе профессиональных заслуг доктора Вейли.

Голос Терлоу звучал так одиноко и незащищенно, что на мгновение Келексел невольно проникся к аборигену симпатией.

– Видишь, что они с ним делают? – спросила Рут.

– Какое это имеет значение? – отозвался Келексел и в тот же миг понял, как много значит судьба Терлоу. Этот врачеватель знал, что обречен, однако не отступался от своих принципов. В помешательстве Мерфи сомневаться не приходилось – Фраффин позаботился о нем ради своей цели.

«И этой целью был я», – подумал Келексел.

– То есть вы слышали, – продолжил Парет, – что медицинское свидетельство этого эксперта исключает любую возможность органического повреждения мозга? Вы слышали, как компетентные медики засвидетельствовали отсутствие у подсудимого, теперь или в прошлом, маниакальных наклонностей или каких-либо иных признаков того, что подходит под юридическое определение невменяемости?

– Да, сэр.

– Как же вы объясните тот факт, что сами пришли к выводу, противоречащему мнениям высококвалифицированных специалистов?

Терлоу уперся обеими ногами в пол, вцепился руками в подлокотники стула и качнулся вперед.

– Очень просто, сэр, – сказал он. – В психологии и психиатрии компетентность обычно оценивается по результатам. В данном случае я отстаиваю свое мнение на том основании, что предсказал это преступление.

Лицо прокурора потемнело.

Келексел услышал шепот Рут:

– Анди, ох Анди… О, Анди…

От ее шепота в груди больно защемило, и он прошипел:

– Замолчи!

Парет вновь сверился с записями и спросил:

– Вы психолог, а не психиатр, верно?

– Я клинический психолог.

– А в чем заключается разница между психологом и психиатром?

– Психолог – это специалист в области поведения людей, не имеющий медицинской квалификации. И…

– И вы не согласны с теми, кто эту квалификацию имеет?

– Как я уже сказал…

– Ну да, ваше так называемое предсказание. Я ознакомился с отчетом, мистер Терлоу, и хочу спросить вас вот о чем: правда ли, что ваше заключение сформулировано в таких терминах, которые можно истолковать по-разному, другими словами, что оно неоднозначно?

– Неоднозначным оно может показаться лишь тому, кто не знаком с термином «психотический срыв».

– Ну и что же такое психотический срыв?

– Крайне опасный отрыв от реальности, приводящий к актам насилия, подобный тому, о котором мы говорим.

– Но если бы подсудимый оправился от предполагаемой вами болезни и не совершил никакого преступления, могло бы ваше заключение быть истолковано как предсказание и такого развития событий?

– Только при условии внятного объяснения причин выздоровления.

– Тогда позвольте вас спросить: может ли насилие быть вызвано иными причинами, нежели психоз?

– Разумеется, но…

– Верно ли, что термин «психоз» не имеет четкого определения?

– Да, мнения на этот счет расходятся.

– Расходятся так же, как услышанные здесь свидетельства?

– Да.

– То есть у любого акта насилия может быть иная причина, чем психоз?

– Конечно, – Терлоу покачал головой. – Но при бредовом расстройстве…

– Бредовом? – зацепился за слово Парет. – Что такое бред, мистер Терлоу?

– Это своего