всемилостивейшего нашего государя в заслугу. Объясните, что японские законы весьма строги, и хотя ни от кого ничего, кроме приятного, не ожидаю я, но буде бы против всякого чаяния кто-либо вышел из правил, здесь предписанных, то справедливость заслуженного наказания лишит вас всякой возможности облегчить участь преступившего, и таковой будет предан в жертву японского правосудия.

Шелихов. За себя могу поручиться, но как поведут мои товарищи, не берусь!

Резанов. Григорий Иванович! В обрядах сей нации есть, чтоб у иностранных выведывать разным образом о правлении их, вере, военных ополчениях и прочем, то дабы разнообразные ответы не подали ни малейшего подозрения, к которому японцы склонны, прилагаю нам могущие от них быть главнейшие вопросы, ответы, которые должны быть у всех россиян единогласными. Предварите всех, чтоб всякие разговоры с японцами были каждым содержаны в памяти, и по окончании дня попросите их доставлять вам. В рассуждении нетерпимости японцами христианской веры известны вы, милостивый государь мой, какие нужны предосторожности, чтоб отнюдь не были производимы наружные знаки нашего богослужения. Не упустите из виду, чтоб знающие на корабле язык португальский или голландский никогда их не потребляли, и буде бы японские переводчики начинали на нём объяснения свои, то надо делать вид и показывать своё незнание.

Шелихов. Неведомы Твои пути, Господи! Постараемся для пользы государевой потерпеть и всё учесть.

Действие шестнадцатое

Дом Шелиховых. Наталья Алексеевна вышла к гостям в платье необычного среди купеческих жен фасона. Поверх глухого сарафана из дорогой китайской парчи, расшитой серебряным замысловатым узором, был надет кунтуш плотного синего шёлка, отороченный по краям драгоценным баргузинским соболем. Из широких откидных рукавов кунтуша выбивалась белопенным водопадом кисея рубашки. Голову венчала кика из тончайших серебряных кружев домашней работы, подобная короне владетельной особы. Кроме всего этого великолепия, на плечах её по купеческому обыкновению лежал тёмный и скромный старинный полушалок. Вечер начинается с выхода под барабанный бой детей алеутов. Все в восторге. Именитые гости косились на чету Шелиховых и фыркали исподтишка.

Жена генерал-губернатора. Вольничает в кургузом под чужеземца. И Алексеевна хороша – дворянкой, барыней вырядилась, а дочку, как гусыню, в корзину с яйцами всадила. Был бы жив дедушка ейный, он бы показал внучке и правнучке, как в робах ходить срамиться!

Голос. Приберут они к рукам гостя Николая Петровича, приберут. Весь ужин и все танцы ради того задуманы.

(Шелихов подходит к приглашённому на званый вечер купцу Александру Баранову.)

Шелихов. Я к тебе, Александр Андреевич, с разговором.

Баранов. Ну ты удивил, Григорий Иванович! Нарядил детей! Так, пожалуй, ты всю Америку в форму оденешь? И ходить под барабан строем?

Шелихов. Слава богу, шутка удалась! Это моя Наташа расстаралась. Хочу просить тебя, Александр Андреевич, поехать в Америку и стать управляющим наших американских колоний.

Баранов. В Аме-ри-ку?! Вот уж чего-чего, но такого предложения не ожидал! Чужая сторона, и уж мне-то вовсе она не нужна. А я думал, ты новую землю открыл и зовёшь меня в эту свою Славороссию…

Шелихов. Да оно так и есть! Это страна, которой ещё нет, но котора будет, если наладить в ней жизнь.

Баранов. Григорий Иваныч! Дай срок, сбегаю в свои магазины по чукчам и корякам, тогда подумаю, как с предложением твоим быть! Идут слухи, что приказчики мои водкой среди немаканых зашибать стали, нарушили мой запрет, и вот разметали пьяные чукчи мои склады. Всё добро безденежно растащили. А тут и Лаксман завод присвоил. Выходит, нищим я стал, яко благ, яко наг, яко мать родила…

Шелихов. Я за деньгами не постою. Деньги… что деньги, тьфу! Проси, чего хочешь, не пожалею!

Баранов. И по мне не в деньгах порог соглашению. Но на старости лет внаймы идти неохота, под чужую дудку плясать…

Шелихов. Александр Андреич! Ты меня знаешь, проси, чего хочешь! Будешь главным управителем в Славороссии.

Баранов. С тобой, Григорий Иваныч, не разминешься, а уж купцы, компанионы твои, иркутские тузы Голиковы да и якутский Лебедев-Ласточкин… Бр-рр! Эти мне руки свяжут! В одной берлоге с ними не уживёмся.

Шелихов. Я делу хозяин! Не они, а я их свяжу, в мешок посажу и в Ангару брошу!.

Баранов. Не хвались, воевода, на рать вставая, хвались с рати вернувшись! Поживём – увидим. А сейчас я пойду подушку ломать, со светом выезжаю, времени бы не упустить. Раньше июня, даст Бог, до Верхоянска по Яне зимниками добегу, переживу лето там, а в сентябре, благословясь, на Индигирку, Колыму и дальше в Чукоцкую земельку и к юкагирам на Анадырь тронусь. Версты-то немереные… Годочка через два-три, если жив останусь, вернусь в Иркуцк, тогда обо всём договоримся. Посмотри, как столичный гость, Николай Петрович Резанов, за вашей дочерью ухаживает!

Шелихов. Пусть танцуют. Это всё равно лучше, чем по холодным нашим просторам в пургу и морозы ездить.

(Баранов пользуясь тем, что внимание хозяина и застольных гостей было отвлечено пляской и пением, выскользнул из трапезной.

К Наталье Алексеевне и Шелихову подходит Резанов, держа за руку Анну.)

Резанов. Григорий Иванович, Наталья Алексеевна! Я хочу сообщить. Я делаю Аннушке предложение!

Шелихов (удивлённо). Вот так и сразу?

Наталья. А она, она-то согласна?

Анна. Да, маменька, я согласна!

Шелихов. Вот так подарок! Будет кому передать своё дело. А дел у меня – за две жизни не управлюсь! Но с вашей помощью, думаю, осилим.

Действие семнадцатое

Дом Шелиховых в Иркутске. На кровати лежит Шелихов. Рядом с ним лекарь Иннокентий Седых и Наталья.

Наталья. Не могу понять, вчера ешо здоров был, плясал и пел, в Японию собирался плыть. А ночью прихватило. Рвота, температура поднялась.

Седых. Надо, Григорий Иванович, вам отдохнуть. Сколько вёрст по морям, тайге, недосыпал, а бывало, и недоедал. Простуда сидела внутри, и вот дала знать. Надо бы кровь пустить. Может, полегчает?

Шелихов. Во всех восточных землях нашей империи недостаток медицинских чинов, от которого оспа, жёлтая горячка и другие повальные болезни вырывают там людей селениями, гибель от одного острожка до другого распространяется весьма скоро; многие поголовно опустошены. Надо позаботиться и выделять деньги для госпиталей и медицинских чинов. Иначе все усилия наши стать твёрдой ногой на новых землях пойдут прахом.

(В спальню заглядывает Анна.)

Анна. Маменька, там дядя Ваня Голиков с Ласточкиным пожаловали. Хотят видеть папеньку.

Шелихов. Вот ешо не помер, а черти уже явились. Уж они-то мне кровушку попьют!

Наталья. Я им сейчас от ворот поворот покажу. Когда оздоровишься, тогда и говорить будем.

Шелихов. Ты выйди и скажи,