Пиза и Венеция избрали другой путь. Возглавивший Пизанскую экспедицию (лето 1099 г.) Даимберт был больше чем епископом. Даимберт был самым важным человеком в Пизе не только из-за своего священного сана, но и благодаря его положению во вновь организованной республике. Четырнадцатью годами ранее, в 1085 г., Даимберт был посредником в улаживании гражданской распри, приведшей к войне. С одной стороны, на власть притязало благородное семейство маркиза Тосканы (чья власть близилась к закату), а с другой – представитель маркиза в городе, имевший титул виконта, который перешел на сторону народной партии. В итоге принятая благодаря посредничеству Даимберта Мирная хартия превратила Пизу в независимую коммуну. Два года спустя (1087) появились первые консулы коммуны. В то время Даимберт был rector et doctor (командующий) пизанского флота из 120 кораблей и судов, который держал курс на Восток. В отличие от генуэзского флота сама коммуна спонсировала флот Пизы. Это не значит, что коммуна финансировала всю экспедицию. 120 кораблей и судов принадлежали зажиточным купцам, постройка только некоторых из них была, возможно, оплачена городом или епархией. Но флот назывался пизанским.

То же самое, можно сказать, происходило и в Венеции. Финансовая поддержка была более чем формальной, потому что ко времени 1-го Крестового похода Венеция уже была городом с древней историей, и ее торговые связи с Востоком, особенно с Византией, уже насчитывали несколько столетий. Венецианский флот подошел к берегам Святой земли, когда 1-й Крестовый поход был близок к завершению и крестоносцы уже укоренились в Антиохии и Иерусалиме. Мы можем проследить, как происходила первая Венецианская экспедиция, которая началась летом 1099 г. Она достигла Святой земли в 1100 г. и захватила незначительный порт Хайфа. Венецианский монах с острова Лидо, написавший историю экспедиции около 1 1 16 г., основной упор сделал на эпизод перенесения мощей святителя Николая из Мир Ликийских в Венецию, которое было одним из «благочестивых грабежей» того времени. Есть нечто в его описаниях от духа заметок Каффаро, касавшихся Генуи. Ничто не может лучше проиллюстрировать событие, чем прямое цитирование его сочинения: «Три года спустя после начала Крестового похода (повествует монах из Лидо) венецианцы, по причине местонахождения своего города, пользовались кораблями там, где другие использовали лошадей. Эта нация, имевшая больший опыт, чем какая-либо иная, в ведении боевых действий на море и привыкшая к победам, со всем тщанием, несмотря на большие расходы, подготовила огромное число кораблей для обслуживания «Божьего пути» [Крестового похода], снабдив их достаточным количеством людей и военных припасов. И поскольку не было окончательно решено, кто возглавит флот и будет командовать армией, все единодушно обратились к клиру церкви Святого Марка, и ее священники вместе со всем народом просили Генриха, епископа Кастильского, быть rector et preceptor (правителем), а Джованни, сына дожа Микьеле, возглавить армию и флот. Итак, епископ Генрих хотя и неохотно, но был вынужден подчиниться патриарху и приказу дожа и внять молитвам духовенства и простого народа».

Первую экспедицию Венеции на Восток спонсировало государство. Епископ Генрих Контарини, сын дожа Доменико I Контарини, принадлежал к правящей родовой аристократии города и, подобно Даимберту, возглавил экспедицию. Непосредственное командование флотом и армией было в руках Джованни Микьеле, сына правившего дожа Витале Микьеле. Сама экспедиция была организована дожем. Победа над пизанским флотом у Родоса (осень 1099 г.) позволила венецианцам осознать опасность со стороны Пизы и Генуи, недавних пришельцев в Восточном Средиземноморье. Поведение венецианцев отличало причудливое сочетание благочестия и алчности, о чем свидетельствуют условия, выдвинутые для освобождения захваченных в плен пизанцев: «Никогда впредь не войдут они в пределы Византии ради торговых целей, никогда не будут сражаться с христианами; и только в тех случаях, когда их призовет долг защищать Гроб Господень, им будет позволено пройти через наши воды». Предприятие завершилось, и, по словам монаха из Лидо, его участники были увенчаны двумя пальмовыми ветвями, знаменующими паломничество и победу.

Привилегии и обязательства итальянских коммун были не менее важны для будущего колониализма, чем первоначальная организация экспедиции. Кроме их материальных привилегий нас интересует, каким образом формировался их статус, то есть особый тип отношений, которые сыграют важную роль в истории итальянской колонизации. Привилегии не были дарованы непосредственно принимавшим участие в завоевании итальянцам (даже генуэзцам), но всей коммуне и их потомкам. Такие привилегии были обычны для церковных институтов (таких как монастыри) и этнических групп (например, евреев), но для христиан-мирян это было делом новым. Этот факт сам по себе означает появление нового элемента в юридической системе эпохи. Они были, естественно, скопированы с феодальных моделей, но признавали негласно принцип коллективного вассалитета. Но коммуны никогда не были вассалами королевства. Методом проб и ошибок новая форма выражения общественных интересов обретала свою форму.

Если привилегии предполагалось сохранить и в будущем, их не могли отменить при роспуске компаний, организовавших экспедицию. Это было особенно важно для Генуи, чьи экспедиции не финансировались государством. Решение вопроса заключалось в предоставлении нового вида пожалования, такого, как то, что в 1 188 г. получила пизанская корпорация Societas Vermiliorum (Общество красных) вслед за успешной обороной Тира. Конрад Монферратский даровал им и их наследникам собственность в Акре и Тире. Грамота гласила, что, если члены корпорации решат разделить между собой дарованную всей корпорации собственность, привилегии будут сохраняться до тех пор, пока существует их ассоциация. Более того, акт дарения останется в силе даже после роспуска их ассоциации, и каждый ее член будет свободно владеть своей долей. Мы не знаем, даровались ли раньше такие привилегии, хотя это было теоретически возможно. Что действительно превалировало, так это дух корпоративизма. Так, самые первые привилегии были дарованы генуэзцам в 1098 г. Боэмундом, причем «всем гражданам Генуи в городе Антиохия», а в тексте клятвы генуэзцев князю Антиохии о них говорится как о «добрых гражданах Генуи»; и далее следует продолжение: «Ко всем гражданам Генуи, тем, чьи имена были упомянуты и всем оставшимся, которые окажутся в Антиохии или в таком месте (то есть в пределах владений Боэмунда), где они смогут принести клятву». Взаимные отношения генуэзцев и князя затрагивали каждого генуэзца, который в будущем мог поселиться в его владениях. В 1104 г. Балдуин I даровал привилегию «генуэзской церкви Святого Лаврентия», и с этого времени кафедральный собор Сан-Лоренцо играл важную роль в истории генуэзских учреждений на Востоке.

В то время как значение пизанских и венецианских кафедральных соборов самоочевидно благодаря той роли, что играли их прелаты в первых экспедициях, вопрос Генуи требует пояснения. Генуэзские купцы из благородных семейств, участники первых экспедиций, стремились получить титул, что гарантировало получение новых привилегий. Индивидуальный предприниматель сразу же исключался. Это должна была быть коллективная привилегия, и кафедральный собор вполне мог ее получить. Акт дарения церковному институту имел некоторые явные преимущества. Выполнение обещанного гарантировали поддержка иерархии и ее право цензуры. Надо также иметь в виду, что первые генуэзские экспедиции почти совпали по времени с началом революции, приведшей к образованию коммун. По всей видимости, она не обошлась без участия епископа города. На том этапе своего становления, когда коммуна еще была новым институтом, было вполне естественным основным получателем привилегий сделать церковь.