Коллективный характер привилегии привел к тому, что предводители крестовых походов столкнулись с проблемой, с которой ранее не сталкивались. А именно: было необходимо определить права и обязанности договаривавшихся сторон. В генуэзских документах соглашение названо securitas (гарантия, обеспечение), в пизанских – convenientia et pactum (договор и пакт). Вместо принесения присяги в верности или оммажа обе стороны давали общую клятву: не покушаться на чужую жизнь, не брать никого в плен, не захватывать собственность. В 1156 г. Балдуин IV и пизанцы обещали воздерживаться от насилия в отношениях друг с другом. Со временем в клятву были внесены изменения, и она стала более рыцарской по духу, по крайней мере в том, что касалось положительных обязательств. Так, в 1169 г. генуэзцы принесли клятву Боэмунду Антиохийскому: «Они будут помогать мне и хранить мою честь и преумножать ее; они будут всеми силами защищать моих людей и их собственность и все то, что принадлежит мне. Они будут защищать мою собственность от всех посягающих на нее». Все же некую первоначальную шероховатость стиля можно обнаружить (объясняется трудным временем) в тексте клятвы, данной уже в 1193 г. Генриху, графу Шампани и правителю королевства. Он обратился к консулам и уроженцам Пизы с требованием принести ему клятву в том, что «до тех пор, пока они остаются на моей земле и под моей властью, они будут охранять мою жизнь и мою честь и всю мою землю от всех людей».

Особенность первых соглашений проявляется в том, как они попытались установить особые правила обсуждения спорных случаев между коммунами и монархом. Естественно, было невозможно опираться на существовавшие феодальные правила, требовались более точные формулировки. Так, Балдуин I (в 1104 г.) обязался рассматривать жалобы генуэзцев за 30 дней со дня их подачи; Бертран, граф Триполи (в 1109 г.) обещал то же самое, оговорив возможную задержку при рассмотрении дела в 15 дней. Хотя не упоминается, как проходило судебное производство, вряд ли прибегали к обычной процедуре. Скорее разбирательство напоминало арбитраж, чем суд. Позднее власти крестоносцев постарались выработать определенные юридические нормы (formulae) для этих дел. Так, привилегия, данная Боэмундом генуэзцам Антиохии (в 1169 г.), предоставляла возможность пересмотра жалобы спустя 40 дней после ее подачи (обычная отсрочка в феодальном судопроизводстве). В случае impedimentum (неявки в суд по уважительным причинам) разрешалось предоставление еще одной отсрочки в 15 дней, и уже после этого судебное заседание могло продолжиться.

Новизна ситуации, заключавшейся в том, что с одной стороны появилась коллективная привилегия, а с другой шло становление королевства, объясняет характер заключаемых соглашений. Они – часть нового колониального опыта. Договаривающиеся стороны встречаются впервые и только начинают знакомиться друг с другом. Никто не знает о величине доходов любой из сторон и о возможных взаимных требованиях. Все основные привилегии были дарованы коммунам в первой четверти XII в., то есть совпадают со временем первоначальной экспансии и создания учреждений. Тем самым мы оказываемся в новой ситуации, и теперь самое главное установить, в каких отношениях были коммуны с королевской властью, даровавшей им привилегии, и со своими городами-метрополиями.

В чем заключался интерес метрополий к своим колониям? Ожидали они быстрых прибылей или каких-либо выгод от самого факта владения этими территориями? Коммуны имели свои штаб-квартиры в основных приморских городах королевства. У них была в них своя собственность, и они получали доход из разных источников. Документы не уточняют, шла ли часть этих прибылей в их родные города. Члены коммун, которые жили в своих кварталах, платили символический налог за проживание, так как все, чем они владели, находилось в собственности коммун. Некоторые незанятые дома предназначались для особых целей. Их арендовали для временного проживания приезжих купцов. Такие учреждения общего пользования, как печи, скотобойни, бани, перешли в ведение коммун. Кроме того, был еще доход от земельных поместий, от оформления различных юридических документов жителей квартала.

Все эти доходы были довольно значительными. Часть доходов шла на содержание местной администрации, но не только на выплату жалованья чиновникам; оплачивали также расходы приходских церквей. Деньги часто были нужны для того, чтобы добиться расположения со стороны местных властей. Часто деньги требовались для оплаты внешних расходов. Например, Большой совет (Maggiore Consiglo) Венеции приказал своим представителям в Святой земле посылать деньги своим чиновникам в Малую Армению. В XIII в., когда братоубийственная вражда коммун потребовала строительства стен вокруг своих кварталов, приобретения дорогого военного снаряжения и вербовки солдат для защиты, потребовалось еще больше денег, чем было получено от сбора доходов. Перед лицом довольно больших местных расходов сомнительно, чтобы значительные суммы отсылались в метрополию.

По-видимому, можно предположить, что основной целью метрополии было не получить доход со своих колоний, но использовать те возможности, что открывались с их помощью в торговле и банковском деле. Основной доход метрополии давало местное купеческое сословие, чьи дела процветали благодаря, inter alia (среди всего прочего), существованию колоний.

Отношения между метрополией и колониями, несмотря на различные стартовые позиции, развивались повсюду по схожему сценарию. Как правило, это означало создание государственного наблюдательного органа, что было в истории колониализма событием с далекоидущими последствиями. Итальянские колонии в королевстве «принадлежали» городу-метрополии. Но сам факт «принадлежности» имел различные степени и значения. Так, город Джубайль, который принадлежал Генуе, пока она не утратила над ним контроль в середине XII в., уже был готов стать в некоем роде «Заморской Генуей». В свою очередь, третий из городов, венецианский Тир, не только получил «автономию», но добился столь высокого положения в королевстве, что венецианцы могли считать свой квартал Тира частью Венеции. Ничего подобного нельзя утверждать в отношении национальных кварталов Генуи и Пизы. Не будет преувеличением утверждение, что со временем общее направления развития могло бы способствовать возвышению итальянских колоний и они превратились бы из автономных анклавов в отдельные самостоятельные территории своих метрополий.

Мы не знаем, как города-метрополии распоряжались доходами своих соотечественников за рубежом. Такие вопросы могли не беспокоить Пизу и Венецию, потому что их экспедиции с самого начала спонсировались государством. В совсем ином положении была Генуя. Однако нет никакой причины утверждать, что вмешательство метрополии встречало противодействие со стороны властей крестоносцев и итальянских колонистов. Первые были, естественно, заинтересованы в установлении прямых связей с итальянскими городами-метрополиями, источником потенциальной поддержки, а вторые могли только выиграть, прибегая к защите со стороны своих городов.

Для того чтобы обеспечить развитие своих колоний, метрополия взяла под свой контроль местную администрацию. Первая половина XII столетия была временем преобразований, которым были присущи две тенденции: использование хорошо известных форм феодального администрирования, как наделение фьефом, и введение бюрократических методов управления в органах администрации заморских территорий. Лидером в проведении новой политики стали предприимчивые генуэзцы.