— Нет уж, спасибо, Мэнди. Я не стану пользоваться положением, когда для моих работодателей наступили дни испытаний. У меня все-таки есть принципы.

— Ну что ж, вы можете себе их позволить, как я полагаю. А вот они-то, кажется, пользуются положением и недоплачивают вам все последние двадцать с чем-то лет. Впрочем, как хотите. Я только поговорю с миссис Крили, а потом пойду сварю кофе.

Мэнди уже пыталась дозвониться миссис Крили из дома, до ухода на работу, но никто не отвечал. А теперь ответили, и Мэнди очень сжато изложила новости, держась одних лишь фактов и не касаясь собственных эмоций. При мисс Блэкетт, прислушивавшейся к разговору с суровым неодобрением, было разумнее всего говорить кратко и как можно более сухо. Подробности могли подождать до вечерней беседы в «уютном уголке».

Сейчас она сказала вот что:

— Я попросила прибавки. Мне дают добавочно десять фунтов в неделю. Да, так я и подумала. Нет, я сказала, что остаюсь. Я зайду в агентство прямо с работы, тогда мы сможем поговорить.

Мэнди положила трубку. Она не могла не отметить про себя, что лишь благодаря своему странному состоянию мисс Блэкетт не напомнила ей, что не следует вести личные разговоры по рабочему телефону.

На кухне собралось гораздо больше народу, чем обычно бывало до десяти утра. Те сотрудники, что предпочитали самостоятельно готовить свой утренний кофе, вместо того чтобы еженедельно платить миссис Демери определенную сумму за ее вариант этого напитка, редко появлялись там раньше одиннадцати. Остановившись у входа, Мэнди услышала приглушенный гул сплетничающих голосов. Он смолк, когда она открыла дверь, и присутствующие виновато подняли на нее глаза, а потом приветствовали ее с чувством облегчения и лестным вниманием. На кухне, разумеется, находилась миссис Демери, а кроме нее — Эмма Уэйнрайт, истощенная, словно от анорексии, помощница мисс Клаудии, которая теперь работала личным секретарем мисс Певерелл; здесь же были Мэгги Фицджеральд и Эми Холден из рекламного, мистер Итон из отдела прав и контрактов и Дэйв со склада, который явился из дома № 10 под неубедительным предлогом, что у них на складе вышло все молоко. В помещении стоял крепкий запах кофе, а еще кто-то недавно поджаривал хлебцы. На кухне царила уютная заговорщическая атмосфера, но даже здесь Мэнди могла уловить признаки затаенного страха.

— Мы думали, ты вообще можешь не прийти, — сказала Эми. — Бедняжка Мэнди! Это, наверное, было так ужасно! Я бы просто умерла на месте. Стоит только тут у нас мертвецу появиться, будьте уверены — Мэнди сразу его найдет. Давай рассказывай. Она утонула, или повесилась, или что? Никто из директоров нам ничего не рассказал.

Мэнди могла бы возразить, что вовсе не она нашла труп Жерара Этьенна. Вместо этого она описала события прошлого вечера, но уже во время рассказа почувствовала, что разочаровывает слушателей. Она с нетерпением предвкушала этот момент, но сейчас, когда стала центром их любопытного внимания, она ощущала странное нежелание потворствовать их любопытству, словно сводить сплетни о смерти миссис Карлинг было как-то неприлично. На нее смотрели жадные глаза, а перед ней плыл образ мокрого мертвого лица, с которого вода смыла макияж, сделав его обнаженным и таким беззащитным в его некрасивости. Мэнди не могла понять, что с ней происходит, почему ею владеют такие смешанные чувства, смущающие и волнующие ее своей неразберихой. То, что она сказала мисс Блэкетт, было правдой, она даже не была знакома с миссис Карлинг. Не может же она о ней горевать! Нет причин чувствовать себя виноватой. Что же тогда она чувствует?

Миссис Демери была необъяснимо тиха. Она молча ставила чашки и блюдца на свою тележку, но ее маленькие острые глазки перебегали с одного лица на другое, будто каждое из них могло хранить тайну, уловить которую помешало бы даже секундное невнимание.

— Вы читали ее прощальную записку, Мэнди? — спросила Мэгги.

— Нет, но мистер Де Уитт прочел ее нам вслух. Там говорилось, как плохо компаньоны себя с ней повели, как она обязательно с ними посчитается. «Репутацию вам здорово испорчу» — что-то вроде этого она написала. Не могу точно вспомнить.

Мистер Итон обратился к Мэгги:

— Вы знали ее лучше всех, ведь вы полтора года назад ездили с ней в большую рекламную поездку. Что за человек она была?

— Хлопот она не доставляла. У нас с Эсме установились вполне приличные отношения. Она могла быть чуть слишком требовательной, но я ездила с авторами и похуже. И она была очень внимательна к своим почитателям. Ничего за труд не считала. Всегда парой слов перекинется, когда они за автографами в очередь выстраивались. И всегда на книге личную надпись делала, что они просили, то и писала. Не то что Гордон Холгарт. Все, что читатели от него получить могли, так это подпись каракулями на книге, злую мину и облако сигарного дыма в лицо.

— А как вы думаете, она была склонна к самоубийству?

— А бывают люди, склонные к самоубийству? Я вообще не понимаю, что эти слова означают. Но если вы спросите, удивлена ли я, что она покончила с собой, то я отвечу — да, удивлена. Очень сильно удивлена.

Тут наконец заговорила миссис Демери.

— Если она покончила с собой, — произнесла она.

— Должно быть, и правда покончила, миссис Демери. Она же записку оставила.

— Странную записку, если Мэнди верно ее запомнила. Я бы не удовлетворилась этим, пока сама не посмотрю. И ясно, что полицейские тоже не удовлетворились. Если б это было так, зачем им катер-то забирать?

— Так нас поэтому сегодня утром не на катере, а на такси от пирса на Черинг-Кросс забирали? — спросила Мэгги. — А я думала, катер сломался. Фред Баулинг ни слова про полицейских не сказал, когда у пирса нас встретил.

— Не велели ему, я так думаю. Но они таки его забрали. Первым делом, как явились утром, так и отбуксировали. Я, когда катер не увидела, так и подумала, что это — они. Ну и спросила у Фреда. Катер там теперь и стоит, у полицейского участка Уоппинга.

Мэгги заливала кипятком кофейные гранулы. Она замерла с чайником в руке.

— Вы же не хотите сказать, миссис Д., что полицейские полагают, что миссис Карлинг убили?

— Я не знаю, что полагают полицейские. Зато я знаю, что полагаю я. Она была не из тех, кто самоубийство совершает. Только не Эсме Карлинг.

Эмма Уэйнрайт сидела в конце стола, ее тощие пальцы обнимали кружку с горячим кофе. Она даже не пыталась отпить из кружки, только не отрываясь смотрела на крохотную воронку молока на поверхности кофе, словно загипнотизированная чувством отвращения.

Теперь она подняла голову и сказала довольно резким, гортанным голосом:

— Это уже второй труп, что вы обнаружили, Мэнди, с тех пор как пришли в Инносент-Хаус. Раньше с нами таких бед не случалось. Вас теперь станут называть «смертельная машинистка». Если и дальше так пойдет, вам будет очень трудно получить новую работу.

Разъяренная Мэнди прямо-таки прошипела в ответ: