То, что подразумевалось под этими словами, было совершенно ясно и так ужасно, что Кейт почти ожидала, что вот-вот раздастся хор возмущенно протестующих голосов. Но этого не случилось. Клаудиа вспыхнула и, казалось, готова была резко возразить что-то, но передумала. Остальные компаньоны замерли в молчании, явно избегая встречаться друг с другом глазами. Слова Де Уитта словно бы открыли столь нежелательные и ужасающие возможности догадок и домыслов, что лучше всего было оставить это поле неисследованным.

Донтси спросил, чуть слишком тщательно сдержанным тоном:

— Значит, имеется один подозреваемый, о котором известно, что он находился здесь и к тому же в соответствующее время. Если ей нечего было скрывать, почему она об этом не сказала?

— И очень странно, если подумать, — добавил Де Уитт, — что она с тех пор так и хранила молчание. Не думаю, что вы могли бы ожидать от нее письма с соболезнованиями, Клаудиа, но хотя бы слова, может быть, даже еще одну попытку уговорить нас принять роман.

— А может быть, она посчитала, что будет тактичнее немного подождать? — предположила Франсес. — Это выглядело бы совершенно бесчувственно, если бы она стала одолевать нас требованиями так скоро после смерти Жерара.

— Это было бы самое неподходящее время, чтобы уговаривать нас изменить свое решение, — снова добавил Де Уитт.

— Мы не стали бы менять свое решение, — резко заметила Клаудиа. — Жерар был совершенно прав… это плохая книга. Она только повредила бы нашей репутации, да и ее собственной, кстати говоря.

— Но мы могли бы сообщить ей об отказе, проявив больше доброты, повидавшись с ней, объяснив… — сказала Франсес.

На нее набросилась Клаудиа:

— Ради Бога, Франсес! Не надо снова начинать тот старый спор. Чему бы это помогло? Отказ есть отказ. Ее возмутило бы наше решение, даже если бы ей о нем сообщили в «Кларидже»,[111]за шампанским и лобстером.

Донтси, казалось, все это время следовал собственному течению мыслей.

— Не вижу, какое отношение может Эсме Карлинг иметь к смерти Жерара, — сказал он. — Однако, я думаю, она могла бы обмотать змею вокруг его шеи. Похоже, такое гораздо больше в ее стиле.

— Вы полагаете, она обнаружила труп и добавила как бы свой собственный комментарий к происшедшему? — спросила Клаудиа.

— И все-таки это вряд ли правдоподобно, — продолжал Донтси. — Жерар, по-видимому, был жив, когда она приехала. Ведь это он скорее всего ее впустил.

— Не обязательно, — возразила Клаудиа. — В тот вечер он мог оставить входную дверь отпертой или даже приоткрытой. Не похоже, чтобы Жерар был когда-нибудь небрежен с системой охраны, но это не невозможно. Она могла каким-то образом получить доступ в дом уже после его смерти.

— Но даже если так, зачем ей было подниматься в малый архивный? — спросил Де Уитт.

Казалось, они на некоторое время забыли о присутствии Кейт и Дэлглиша.

— Чтобы его отыскать, — сказала Франсес.

— Но разве не естественнее было бы, чтобы она подождала Жерара в его кабинете? — спросил Донтси. — Она должна была понять, что он где-то в здании, ведь его пиджак был наброшен на спинку кресла. Раньше или позже, но он должен был бы вернуться. И кроме того — змея. Разве она могла знать, где лежит змея?

Разгромив собственные предположения, Донтси снова погрузился в молчание. Клаудиа переводила взгляд с одного лица на другое, словно заранее ища согласия компаньонов с тем, что она собирается сказать. Потом она обратилась к Дэлглишу, глядя прямо ему в глаза:

— Я понимаю, что информация о том, что Эсме Карлинг находилась в Инносент-Хаусе в тот вечер, когда погиб Жерар, проливает на ее самоубийство совершенно иной свет. Но как бы она ни умерла, мы — компаньоны — не можем иметь к этому никакого касательства. Мы все можем отчитаться в каждом своем движении.

Ей не хочется употреблять слово «алиби», подумала Кейт. А Клаудиа продолжала:

— Я была с женихом, Франсес и Джеймс проводили вечер вместе, Габриел был с Сидни Бартрумом. — Она повернулась к Донтси и сказала неожиданно резко: — Очень мужественный поступок, Габриел, отправиться одному пешком в «Возвращение моряка» так вскоре после того, как на вас напали.

— Я вот уже шестьдесят лет хожу пешком по моему родному городу совершенно один. Одно злосчастное нападение меня не остановит.

— И очень кстати получилось, что такси с Эсме подъехало, как раз когда вы выходили из дома.

Де Уитт спокойно заметил:

— Это случайно получилось, Клаудиа, а вовсе не кстати.

Но Клаудиа смотрела на Донтси так, будто он — чужой и она видит его впервые.

— И в пабе могут подтвердить, когда вы с Сидни туда явились и когда ушли. Но этот паб — один из самых посещаемых на Темзе, и помещение бара там очень длинное, а вход с берега — в самом его конце, да и пришли вы туда по отдельности. Сомневаюсь, что они смогут точно указать время, даже если кто-то запомнил двух конкретных посетителей. Вы же не стали привлекать к себе внимание, я полагаю?

Донтси спокойно ей ответил:

— Мы не для этого туда пошли.

— А для чего? Я не знала, что вы ходите в «Возвращение моряка». Я и подумать не могла бы, что вы способны выбрать для питья такую дыру. Шум там стоит невозможный. А еще я не знала, что вы с Сидни — собутыльники.

Похоже, между ними двумя вдруг разыгралось какое-то личное побоище, подумала Кейт и услышала тихий, полный страдания возглас Франсес:

— Не надо, прошу вас, не надо!

— А что, ваше алиби более надежно, Клаудиа? — спросил Де Уитт.

Клаудиа повернулась к нему:

— А ваше, кстати говоря? Вы хотите сказать, что Франсес не солгала бы ради вас?

— Не знаю, может, и солгала бы. Но по счастливой случайности от нее этого и не требуется. Мы были вместе с семи часов.

— Ничего не замечали, ничего не видели, ничего не слышали. Были полностью заняты друг другом, — сказала Клаудиа. Прежде чем Де Уитт успел ответить, она продолжала: — Удивительно, как значительные события начинаются с мелких. Если бы кто-то не послал факс, отменяющий встречу Эсме с читателями, она не могла бы прийти сюда в тот вечер, не могла бы увидеть то, что здесь увидела, и, может быть, не погибла бы.

Блэки не могла больше выносить того, что она теперь видела: их едва скрываемую антипатию друг к другу, а теперь еще этот ужас. Она вскочила на ноги, вскричав:

— Перестаньте, прошу вас, перестаньте же! Это же все неправда! Она сама убила себя. Мэнди ее нашла. Мэнди видела. Вы же знаете, что она себя сама убила. Факс никакого отношения к этому не имеет!