– Алкоголь ваш, если управитесь за полчаса.

Судя по вытянутым лицам, которые со временем подтягиваются ко мне, они искренне удивляются, как возможна столь быстрая работа по завершению мероприятия и сборов на кухне. Уже спустя оговоренных полчаса, всё сияет чистотой, потому что к мытью посуды подключились официанты.

Ребекка приходит последней. Она окидывает взглядом пространство и удивлённо поднимает брови.

– Так быстро?

– Правильная мотивация – залог успеха, – с улыбкой, говорю я.

– Какая мотивация?

– Остатки алкоголя и блюда достаются команде на кухне.

– Но…

– Большинство из присутствующих не помнили собственные имена. Последнее, о чём они вспомнят завтра – сколько осталось алкоголя.

Ребекка медленно кивает, и я не иначе, как целомудренно целую её лоб. Ещё несколько месяцев назад я мог посмеяться над подобным проявлением чувств. Это казалось чопорным и показывало отсутствие влечения, ведь один из пары даже не торопится поцеловать второго в губы. Сейчас мыслю иначе. Это не отсутствие чувств, это проявление некой нежности и поддержки.

– А тебе нужен отдых, – я обращаю взгляд к оставшимся зрителям в виде её подручных. – Кстати, все свободны. Дело сделано.

Остатки людей разбегаются, оставляя нас двоих в пустом зале. Даже больше: пустом здании, напоминающем замок.

Взгляд Ребекки медленно скользит по пространству и останавливается на мне. Я вижу благодарность в её глазах, и говорить что-то вслух бессмысленно. Но она всё же говорит.

– Спасибо… Первый раз всё вышло из-под контроля и превратилось в это…

Привлекаю её к себе и направляю нас к выходу.

– Едем домой.

Ребекка ничего не отвечает, она плетётся рядом, в конце концов, её ладонь находит мою, что лежит на её плече и сжимает. Удивительно, что мы можем быть такими, наверно, всё только из-за усталости.

По пути целую её ещё несколько раз, и паутин них она сама поворачивается, встречаясь с моими губами.

Стоит только выехать на дорогу, как дыхание Ребекки становится размеренным, и я немного приспускаю кресло, на котором она свернулась, подогнув ноги под себя и предварительно сбросив туфли. Впервые вижу её такой обессиленной и тихой, лишний раз убеждаюсь, что поступил правильно, вмешавшись в происходящее, которым руководит она. На самом деле, я убеждён, что если и было что-то испорчено, то только самими гостями. Они как будто дикие, но дело лишь в алкоголе, с ним лучше не переусердствовать.

Знаю, сейчас она захочет оказаться в своей квартире, поэтому направляюсь к ней. Мы не можем жить по раздельности дальше, с этим нужно что-то делать, потому что ребёнку нужна она и нужен я. И уверен, ей тоже нужен я, совесть не позволить сбросить на Ребекку все хлопоты, ей потребуется моя поддержка. Я знаю, как тяжело было маме со мной, потому что отец пропадал на работе, лишь бы обеспечить нас и подняться выше, чтобы облегчить жизнь хотя бы с помощью денег. Что ж, у него неплохо вышло, но о потерянном времени с семьей он сожалеет, я вижу по его взгляду. Между нами нет тесной связи, я вырос самостоятельным, оттуда все вытекающие недопонимания.

Не успеваем переступить порог, как мобильник Ребекки начинает трезвонить, меня это приводит в бешенство, потому что время давно перевалило за полночь. Кому в голову поступила идея позвонить в такое время?

Более-менее успокаиваюсь, когда вижу имя звонящего. Ребекка начинает разговаривать с отцом, но уже спустя минуту, она переводит вызов на громкую связь, стягивая одежду. Я занимаюсь тем, что споласкиваюсь в душе, а когда покидаю ванную комнату, застаю разговор на повышенных тонах. Очередной раз слышу то, что уже слышал. Её отец никогда не успокоится.

– Этот парень тебе не подходит, Ребекка, ты же сама это понимаешь.

Вскинув руки, её прямые волосы едва не встают дыбом из-за бешенства, которое выдаёт гнев на лице.

– А кто мне подходит? – ядовито спрашивает Ребекка. – Ах, да, конечно, Паркер. Господи, папа, ему двадцать девять, а он до сих пор ест козявки. Мужчина моей мечты!

Я едва держусь, хотя смешок всё же вылетел. Козявки? Серьёзно?

– Он взрослый, мудрый мужчина.

– Который ест козявки, – завершает Ребекка. – Он наверняка представляет их устрицами. Это ещё не единственный минус. Ненавижу эту дрянь.

– Что ещё тебя не устраивает?

– Он надевает эти ужасные очки и начинает свои занудно-интеллектуальные беседы, из-за которых я думаю о петле на шее. Но и это не всё.

– И что же?

– Я люблю Джейка, этого достаточно?

– В тебе говорит желание наперчить и пойти против меня, нежели любовь. Я желаю тебе лучшего.

– Естественно, тебе ведь лучше знать, что мне нужно. Да и к тому же, ты видел его лишь единожды, а уже сделал выводы. Первое впечатление может обманчивым, папа. И у меня для тебя сюрприз.

– Удиви меня, Ребекка.

– Я беременна. Да, отец Джейк, можешь не спрашивать, если нужно, специально для тебя сделаю ДНК тест. У нас будет ребёнок. Ребёнок, папа. Я оставлю его, и ещё раз повторяю: я люблю Джейка, ты ничего не изменишь.

На линии повисает гробовая тишина. Она длится не меньше пары минут, и всё это время Ребекка кусает губу или ногти, бродя назад-вперёд лишь в нижнем белье. Понимаю, что она не может найти себе место, вновь нервничая, хотя прекрасно знает, что это злит меня сильней всего.

Заправляю край полотенца на боку и направляюсь к ней, остановив хаотичные движения и заключив в объятия. Внезапно из её глаз брызгают слёзы. Она начинает задыхаться и сотрясается из-за беззвучных рыданий. В такие моменты в горле образуется ком, потому что отношения между ней и отцом желают лучшего, хотя это слабо сказано. Тогда подбираю мобильник и уже хочу поговорить с ним сам, как Ребекка меня останавливает, отрицательно закрутив головой. Мне приходится мириться и с этим. Конечно, головой понимаю, что лезть в чужие отношения хреново, но, когда дело касается её чувств и особенно сейчас, меня одолевает бешенство. Если кто-то хочет вывалить дерьмо на её голову, для начала придётся проделать то же самое со мной.

Если думал, что в горле образовался ком, то я слишком наивный, ведь он появляется сейчас, когда Ребекка вытирает тыльной стороной кисти слёзы и подавляет дрожь в голосе, прочистив его с помощью кашля.

– Думаю, наше общение может оставаться нормальным только через маму, – говорит она, нарушая гнетущую тишину.

– Ребекка… – голос её отца кажется надломленным, и я понимаю, потому что последнее, чего желаю – чтобы моя дочь или сын сказали мне то же самое. Только сейчас осознаю, что нет ничего хуже, когда собственный ребёнок не стремиться общаться с тобой. – Я желаю тебе лучшего.

Ох, мать вашу, наверно, стоит позвонить своим. Данная ситуация учит меня в первую очередь этому.