– Потому что у меня начинает болеть голова от йодля[7], – проворчал дядя Альфред и по большей части остался неуслышанным. Только позволил себе усмехнуться, жуя свое мясо.

– Что сейчас ставят? – спросила мама у Рейчел, щеки которой медленно заливались краской.

– «Травиату»[8] и «Кармен»[9], – сообщила Рейчел, и ее голос становился все мягче. Напряжение утихло, и она медленно расслабилась. Прямо как я.

Только Генри продолжал сидеть неподвижно и смотрел в свою тарелку.

– Я непременно хочу попасть в оперу, прежде чем мы снова уедем! – объявила мать и посмотрела на отца, который только благосклонно кивнул.

Дядя Альфред покачал головой.

– Только без меня, – пробурчал он, и Лиллиан начала хихикать. Она ободряюще подмигнула мужу и одарила его тонкой улыбкой, которая, казалось, снова немного успокоила его.

– Вы присоединитесь к нам? – мать снова обратилась к Рейчел. Она неуверенно смотрела на мать, потом на меня и снова на мать.

– Я, конечно же, пойду с вами, – сказала я ей то, что она должна была услышать для своего успокоения, надеясь, что я не пожалею об этом.

Не из-за оперы, она, конечно, была бы грандиозной, но еще один вечер с моими родителями и Рейчел в одном помещении просто вызвал бы еще большее волнение.

– Тогда я с радостью, – согласилась Рейчел, и ловушка захлопнулась.

– Естественно, Генри должен нас сопровождать, – произнесла мама. Я знала эту игру, я достаточно часто была предметом такого разговора и не могла поверить, как мне повезло, что сейчас не я была частью попыток маминого сводничества.

Генри покачал головой, не зная, какой ответ правильный, и, наконец, посмотрел на меня и Рейчел.

Но моя мама не оставила это так быстро.

– Мы и так слишком редко видимся с тобой. Сделай одолжение своей матери и сходи с нами в оперу. – Она мягко приправила просьбу чувством вины, и мне пришлось выдавить из себя усмешку, потому что я точно знала, что Генри даст слабину.

– Разумеется, мама, – уступил он и впервые позволил себе взглянуть на Рейчел.

Она тоже сразу же подняла голову, их взгляды встретились, и за моей спиной возник интимный момент, совершенно не уместный в данной ситуации.

Я шумно уронила вилку на тарелку, и оба вздрогнули. Но по крайней мере, они перестали бросать друг на друга влюбленные взгляды.

Внимание тети Лиллиан, казалось, не ускользнуло от этого, но остальное, по-видимому, было полностью проигнорировано.

– Скажите, мисс… – начал отец, опершись запястьями о край стола и стараясь не наделать пятен на белой скатерти от столовых приборов в соусе.

– Коэн, – любезно вставил мама, и это пронзило меня, словно удар. Так как я даже не задумывалась об этом.

Отец приоткрыл рот, чтобы задать вопрос Рейчел, когда понял и насторожился.

– Коэн? – озадаченно обратился он к матери. – Но это же еврейская фамилия, – добавил он, и я затаила дыхание.

Конечно, это еврейская фамилия, и почему-то было очевидно, что отец первым заметил такое.

– О, в самом деле? – удивленно спросила мама, и это было идеальной заготовкой для оправдания. Но я не была достаточно быстрой. Только я набрала воздуха, как она уже произнесла. – Ну, она же еврейка.

И я на мгновение разочарованно прикрыла глаза.

Теперь катастрофы было не избежать.

Отцу потребовалась секунда, чтобы переварить информацию, а затем он потрясенно распахнул глаза, а его руки так крепко обхватили столовые приборы, что он был вынужден впиться ногтями в ладони.

– Она еврейка? – Его голос был слишком высоким, он посмотрел сначала на мать, потом на Рейчел, словно нежная девушка на его глазах вдруг превратилась в чудовище.

Рейчел тревожно заерзала на стуле, и я тут же схватила ее за руку, чтобы она знала, что мы рядом с ней.

– Но… – начала мама, и я смогла увидеть решимость на ее лице, но отец тут же осадил ее.

– Ты серьезно пытаешься свести нашего сына с еврейкой? – язвительно возмутился он, и мама вздрогнула.

И мне пришлось признаться, что, хотя я и знала, что он будет возражать, я не думала, что он отреагирует с такой неприязнью.

Я почувствовала себя вынужденной вмешаться. Мать съежилась, Рейчел выглядела комком страданий, а Генри, к несчастью, окаменел.

От тети Лиллиан и дяди Альфреда также нельзя было ожидать помощи, для этого они, казалось, слишком мало понимали серьезность ситуации.

– Какое это имеет значение? – спросила я, стараясь придать своему голосу некоторую легкость, чтобы показать ему, что я не позволю запугать себя его столь внезапным приступом гнева.

– Тебе сейчас стоит помолчать, Анимант, – прошипел отец, а его гнев, казалось, только начал набирать обороты. – Ты привела к нам эту девушку, и ты точно знала, кто она! – громко отрезал он, и я мысленно сдерживалась, чтобы не обратить на его слова слишком много внимания и продолжить сохранять ясную голову.

Рейчел чуть не раздавила мою руку.

– Отец! – резко сказала я и приподняла подбородок, чтобы показать свою силу. Так как то, что он сейчас говорил, было не совсем вежливо. Совсем наоборот. Это уже граничило с откровенным оскорблением, и как бы я ни ценила, что он считает христианскую веру серьезной вещью, здесь, на мой взгляд, он зашел слишком далеко.

Отец поджал губы, что заставило его выглядеть старым и злым, а потом фыркнул.

– Ладно, пусть она будет твоей подругой. – Он сделал шаг назад только затем, чтобы с новой решимостью сделать следующий выпад. – Но я не допущу, чтобы Генри интересовался ею! – добавил он, и Рейчел расплакалась. Она начала громко всхлипывать, тем самым вырвав остальных за столом из испуганного оцепенения. Мать выронила столовые приборы и схватилась за руку мужа, тетя Лиллиан тут же вытащила кружевной носовой платок, все еще слишком потрясенная недавними событиями, чтобы что-либо сказать по этому поводу.

И наконец, с Генри спала твердая оболочка. Первая слеза скатилась по бледному лицу Рейчел, и он вскочил, подошел к ней, легким движением поднял ее со стула и заключил в объятия.