голову отыгрываться на девушке, которая пытается мне помочь и которая к тому же является моей королевой, но каждому свое, как говаривал мой отец.

– Послушайте, – говорит Изадора – я не слышала в ее тоне такой заинтересованности с тех самых пор, как в крипте она приказала схватить нас. – Мне плевать, как мы заполучим это кольцо, но у нас кончается время, а я не собираюсь возвращаться с пустыми руками.

– Мне надо было забрать его, когда Честейн обратился в камень, – замечает Флинт. – Но огонь привлек много внимания, и на нас смотрели остальные, так что…

– Это бессмысленно, – вставляет Джексон. – Это кольцо должно обращаться в камень вместе с ним. Я постоянно вижу, как это происходит с Грейс.

– Что ж, может быть, Грейс какая-то особенная, а может, Честейн. Но я видел это собственными глазами – его кольцо не обратилось в камень. Поэтому-то и я подумал о том, что надо снять его – оно было очень заметно на его каменной руке.

– Наверняка это из-за того, что оно собой представляет, – говорю я. – Горгульи не восприимчивы ко всем видам магии, кроме самой древней. И, возможно, Божественный камень не восприимчив ко всей магии – даже к той, которая позволяет горгульям превращаться в камень.

– Что ж, тогда давайте сделаем это еще раз, – предлагает Джексон. – Флинт может изрыгнуть огонь, остальные отвлекут от него внимание, а Хадсон или я сможем перенестись к нему и забрать кольцо. Мы способны перенестись туда и обратно за секунду, а Честейн не может превращаться с такой скоростью.

– Хороший план, – невозмутимо роняет Флинт. – Вот только я уверен, что теперь Честейн не подпустит меня к себе ближе, чем на сотню ярдов. Он чует, что мы что-то задумали.

Они продолжают набрасывать все новые идеи, но в этот момент в моей голове возникает план. Такой плохой, что он может сработать.

– Обратить Честейна в камень может не только он сам, – говорю я, и все замолкают. Даже Изадора.

Хадсон поворачивается ко мне, и я нисколько не удивляюсь тому, что он уже догадался, что я планирую сделать.

– Ты думаешь, тебе это удастся?

Я прикусываю губу.

– Мне надо будет подобраться поближе, и я знаю только один способ это сделать…

Секунду он смотрит мне в глаза, затем его брови взлетают вверх, когда до него доходит, о чем я умалчиваю из-за присутствия Изадоры. Она настаивает на участии во всех наших обсуждениях, но это вовсе не значит, что я готова сообщить ей конечный план.

Вместо этого я смотрю, как Хадсон отворачивается и смотрит на море, быстро проигрывая в уме все варианты. Он обдумывает каждое преимущество и каждый недостаток моего плана, как я и хочу.

– А что, если ты разгневаешь Бога времени?

Я сглатываю.

– Мой народ уцелеет, что бы он ни сделал, – уклончиво отвечаю я, не желая вдаваться в детали при Изадоре. – По-моему, от питает слабость к Кровопускательнице, так что думаю, он будет снисходителен и ко мне. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Когда наши взгляды встречаются вновь, он просто говорит:

– Грейс Фостер, ты нереально крута.

Все наперебой начинают спрашивать меня, что именно я планирую сделать, но ни Хадсон, ни я не отвечаем. Хадсон молчит потому, что хочет, чтобы все лавры достались мне – я достаточно хорошо его знаю, чтобы понимать это, – а самой мне не нужны никакие лавры, ведь приведя этот план в действие, я подвергну опасности жизни всех горгулий, живущих на земле.

Остается надеяться, что их армия когда-нибудь простит мне это.

Глава 91. Возраст Сошествия

Мы с Хадсоном решаем вернуться в нашу комнату, чтобы собрать вещи, пока все остальные отдыхают. Я как бы невзначай упомянула, что, возможно, захочу немного поспать, а Хадсон, естественно, пожелал охранять мой сон. Но на самом деле у нас есть два часа до послеполуденной тренировки, и я хочу использовать это время, чтобы попытаться достучаться до моей пары, потому что чувствую – с ним что-то не так.

Пока я сижу, пытаясь придумать способ, как заставить его поговорить со мной, он ходит по комнате и в случайном порядке складывает вещи в рюкзак.

Я вижу по его резким движениям, а также по тому, как он сжимает зубы и избегает встречаться со мной взглядом, что ему одновременно и хочется, и не хочется находиться со мной рядом. В нем идет какая-то внутренняя борьба, и, боюсь, я знаю, что она собой представляет.

Хадсон – моя пара. Ему необходимо быть рядом со мной, он хочет быть рядом со мной, как я сама жажду, чтобы он был там же, где и я. Но в то же время он знает, что ему не спрятаться от меня, и сейчас боится, что я попытаюсь заставить его открыться. Он боится, что я проломлю построенные им стены прежде, чем схватится строительный раствор, и сделаю его уязвимым для армии скелетов.

Но я не стану этого делать. Ведь это не единственный способ преодолеть стену. Даже если она так высока и крепка, как та, которую строит он.

Нагнувшись, чтобы подобрать топик, я даже не гляжу на него, когда спрашиваю:

– Как ты думаешь, Иззи действительно тысяча лет?

Хадсон замирает, и, когда я украдкой бросаю на него взгляд, он стоит неподвижно, протянув руку к паре сушащихся носков.

Это хорошо. Значит, я удивила его.

Это длится всего лишь секунду, затем он хватает носки, но я уже успела понять, что нахожусь на верном пути.

– У нее нет причин лгать, – отвечает он, мгновение помолчав.

– Но разве вампиры стареют так медленно? – Я плюхаюсь на край кровати и делаю вид, будто все мое внимание сосредоточено на топике. – Значит ли это, что ты будешь выглядеть так же молодо и через тысячу лет? – Раньше я никогда об этом не думала, но ведь у меня не было такой нужды. Теперь же я могу думать только об одном – о том, что он всегда будет выглядеть на девятнадцать лет. – О боже, что, если через сто лет я вся покроюсь жуткими морщинами, а ты по-прежнему будешь выглядеть как модель? – стону я, и мне даже не надо изображать тревогу. Это ужасная, ужасная мысль.

Хадсон устремляет на меня взгляд, будто говорящий: «Ты это серьезно?»

– Во-первых, если у тебя когда-нибудь появятся морщины, они будут так же прекрасны, как твои кудряшки. – Он качает головой и садится рядом со мной на кровать. – А во-вторых, у вампиров проявляются внешние признаки старения –