и, когда он проехал мимо, я увидела, что на телеге лежит еще один язгуйчи. Его лицо почернело от дыма, я даже не сразу заметила ожоги. Похоже, рядом с ним полыхнуло. Мужчина лежал, закрыв глаза, и стонал. Рядом с ним кривился еще один воин, он смотрел на руки, тоже покрытые ожогами. И во второй телеге были люди с ожогами. С ожогами и в крови.

Болезненно поморщившись, я порывисто обернулась к Юглусу и прижалась лбом к груди. Что будет, когда стена падет? Тогда в ход пойдут клинки, и многим наша помощь уже будет не нужна вовсе.

– Это война, Ашити, – негромко сказал мой телохранитель.

– Я знаю, Юглус, знаю, – ответила я. После отстранилась и, посмотрев ему за спину, произнесла: – Идем в дом. Надо позаботиться о людях, они вымокли. Больной лекарь – плохой лекарь.

– Ты сама вымокла, – заметил Танчын. – О себе позаботься, потом о людях.

– Идем, – повторила я и первой направилась к дому.

И пока шла, вздернула подбородок, расправила плечи и упрямо поджала губы. Хватит, хватит переживаний и жалости. Нужно быть твердой. Не стоит смотреть на раненых со слезами в глазах. Юглус прав – это война и жертвы неизбежны. После оплачем, пожалеем и вознесем хвалу духам… или же отправимся с ними на встречу. Но сейчас мы тоже воины и будем сражаться. Пусть и не на поле боя, а в маленьком госпитале, но бьемся мы с врагом не менее страшным и опасным – с самой Смертью. Да, я не лекарь и даже как травница мало что собой представляю, но позаботиться о тех, кто несет на плечах тяжкую ношу чужой боли, смогу.

В доме было некуда ступить. Едва перешагнув порог, я чуть не наступила на одного из обожженных язгуйчи. Из глубины дома доносился ворчливый голос Сурхэм, и я сразу же поспешила туда. Пришлось протискиваться мимо пациентов, лекарей и санитаров, бестолково расположившихся по обе стороны от прохода. Кого-то положили так, что пришлось через него перешагивать.

– Что это такое? – нахмурилась я, уже подозревая причину толкучки.

И оказалась права. Сурхэм, этот доблестный страж каанского дома, раскинула руки и чеканила:

– Помните, где вы. Каанша добра и позволила вам войти, но это дом каана, и будете сидеть здесь.

– Довольно, – сердито оборвала я. – Хватит сторожить стены, это всего лишь дом, кто бы в нем ни жил.

После распахнула двери своих бывших покоев, следом еще несколько дверей и велела:

– Устраивайте людей. Сурхэм, – я посмотрела на прислужницу, – за мной.

– Что Танияр скажет… – начала женщина, и я вновь оборвала ее:

– Он скажет спасибо за то, что мы позаботились о его народе. Идем.

Что-то проворчав себе под нос, она все-таки послушно направилась за мной. Наш путь закончился в гардеробной, устроенной мной в одной из бывших кладовых. Здесь я распахнула сундуки и начала доставать одежду.

– Зачем? – опешила прислужница.

– Многие вымокли до нитки, пусть переоденутся. Принеси им полотенец и одеял, сколько есть в доме.

– А как же вы потом…

– Если у нас есть «потом», тогда и будем решать, – отмахнулась я. – Разнеси и раздай людям, пусть оботрутся и переоденутся. Если им будет холодно, разожги огонь по комнатам. Всё поняла?

– Да, – буркнула Сурхэм и добавила с привычной ноткой яда, когда была обижена: – Каанша.

– Исполняй, – холодно ответила я, оставив ее обиду без внимания. Впрочем, как обычно, когда Сурхэм переступала грань.

Прислужнице оставалось только покориться. И пока раненых размещали с большим удобством, а Сурхэм исполняла мое распоряжение, я прошла в свой кабинет, и моя охрана следом.

– Помогите им, – сев в кресло, устало произнесла я. – В доме со мной ничего не случится, а мужские руки не лишние. Со мной рырхи. Идите.

Ягиры помедлили, но все-таки оставили меня ненадолго в одиночестве и отправились разносить по комнатам тех, кто был в тяжелом состоянии. Уместив локоть на подлокотник, я опустила голову и накрыла лицо пальцами, ожидая, когда суета уляжется. Во вторую руку, свесившуюся вниз, ткнулись влажным носом. Я посмотрела на Мейтта, стоявшего рядом, и улыбнулась ему.

– Всё хорошо, мой дорогой.

Маленький вожак ответил преданным взглядом и лизнул мне пальцы. Я зарылась ими в мокрую шерсть и вновь углубилась в свои мысли. Где сейчас Танияр? Он уже должен быть здесь или совсем близко. Значит, скоро он перетянет на себя силы объединенного войска, и защитники Иртэгена смогут немного выдохнуть и помочь своему каану.

Войско наших противников уже немало поредело. Танияр собрал недурной урожай жизней в первые сутки и на Танэ-умане. И воины Эгчена должны были нанести урон нападающим. Они отстреливались, и кто-то в стане противника пал. Значит, всё не так плохо, только… Где же кийрамы? Сколько они будут добираться до нас и придут ли вообще? Почему до сих пор их нет? Неужели Улбах обманул и решил остаться в стороне от грызни тагайни? Тогда он больше проиграет, чем выиграет.

Танияр готов дружить, он позволил кийрамам открыто охотиться в наших лесах. Их больше не прогоняют, и люди начали исподволь доверять подопечным Хайнудара. Кто-то даже успел подружиться. И вожак это оценил, я видела. Тогда почему он не привел людей? Сколько продержится стена, уже местами объятая пламенем? Следы пожара видны на телах защитников, ими пахнет в воздухе. И сколько бы помощи ни принес дождь, но огонь разгорится, и нашим воинам придется отступить, чтобы не сгореть заживо. Тогда они не смогут помочь Танияру, и он останется один против союзных каанов.

Он и его войско устали после первой битвы, сколько продержатся во второй? Их противники полны сил и злобы. Их ленгены тоже остры, навыки, отвага и презрение к смерти не уступают ягирам Зеленых земель, их учили так же…

– Ашити, – голос Юглуса отвлек меня от размышлений, и я посмотрела на него.

И в ту же минуту услышала надрывный вскрик:

– Не ждите их, кийрамы предали нас!

– Что это? – нахмурилась я.

– Идем, – ответил телохранитель, – иначе этот трус взбаламутит людей. Его и так уже слушают, открыв рты.

Я поднялась с кресла и устремилась туда, откуда слышались обвиняющие выкрики. Это был тот язгуйчи с почерневшим лицом, стонавший на дне телеги, которую мы встретили у ворот. Теперь он сидел, отбиваясь от рук санитара и ученицы Орсун, пытавшейся обработать ожоги.

Я протиснулась мимо тех, кто столпился в проходе и с мрачным вниманием слушал раненого, явно пребывавшего не в себе.

– Что здесь происходит?! – повысила я голос, больше злясь на слушателей, чем на крикуна.

Он повернул голову и остановил меня взглядом мутных от