Во время первого визита Мэри в хоспис Фрэнк так и не пробудился. Мэри ушла, ощущая постыдное облегчение. Она прекрасно себе представляла, что не смогла бы сказать ничего обнадеживающего. Да и сам Фрэнк не любил разводить антимонии и подслащивать пилюли. Ему не нравился сам факт, что она его навещает. Как будто мстит.

Во время второго визита Мэри застала в палате бывшую сожительницу Фрэнка с дочерью. Девочка выросла и превратилась в девушку. Она была совершенно удручена. У молодых нет защиты против эффекта таких помещений, на них он, возможно, производит еще более тягостное впечатление своей новизной или необычностью. Мозоли пока не наросли, реальность смерти вызывает шок, не встречая преград.

Бывшая гражданская жена Фрэнка тоже приуныла. И мать, и дочь сидели на стульях, выпрямив спины, свивая и развивая пальцы, глядя куда угодно, только не на больного. Фрэнк смотрел на них взглядом, полным, как показалось Мэри, доброты, раскаяния и любви. Сцена иголкой уколола сердце. Мэри полагала, что Фрэнк оставил былые чувства и неудачный семейный опыт позади. Теперь стало ясно, что не оставил. Млекопитающее никогда не забывает причиненную боль, а все люди – млекопитающие. Включая этих двух. Мэри заметила, что обе женщины робели в присутствии Фрэнка. Боялись не его смерти, а его самого. А он это заметил? Может, и заметил, но все равно благодарен за то, что они пришли. Девушка-подросток запомнит эту сцену на всю жизнь. Этот образ навсегда станет частью досады, которую она будет испытывать. Победитель – тот, кто пережил других. После чего он тащит на себе бремя победы, отвратительное ощущение триумфа. Нет, такого чувства никому не пожелаешь.

– Я потом зайду, – предложила Мэри.

– Мы уже уходим, – отозвалась мать. Дочь с благодарностью закивала. – Уходим. Он, пожалуй, устал.

Легкая улыбка на губах Фрэнка говорила иное.

– Спасибо, что приехали, – поблагодарил он. – Для меня это очень важно. Я жалею, что вынудил вас сюда ездить. Обо всем жалею… вы знаете.

– Нет-нет, – воскликнула женщина. Из ее глаз неожиданно хлынули слезы. – Мы приедем еще. Здесь недалеко.

– Спасибо, – ответил Фрэнк. Он протянул руку, женщина ее пожала. Дочь подбежала и накрыла руку матери своей рукой. Они замерли в рукопожатии на несколько секунд. Потом девушка выскочила за дверь, за ней – плачущая мать.

– Извините, – сказала Мэри. – Я не хотела помешать.

– Ничего. Они и так собирались уходить.

– Неправда.

– Ничего страшного. Они пробыли у меня довольно долго.

– Я могла бы прийти позже.

– Незачем. Посидите еще, если хотите. Нажмите за меня кнопку вызова сестры. Пусть принесут соку.

– Сейчас.

Воцарилось молчание. Через некоторое время сестра принесла стаканчик с яблочным соком, закрытый пленкой, из которой торчала соломинка. Больничный размер. Так, наверное, удобнее для инвалидов. Фрэнк всосал содержимое за один прием.

– Если хотите, я найду питьевой фонтанчик, снова наполню, – предложила Мэри.

– Было бы неплохо.

Фонтанчик обнаружился ниже по коридору возле санузла. Пленку было трудно удалить, но Мэри справилась. Стаканчик слишком уж мал. Чтобы пациент не поперхнулся, не перепил жидкости? Мэри так и не поняла причину.

Она тянула время, но не вернуться не могла.

Снова опустилась на стул. Фрэнк, похоже, не хотел встречаться с ней глазами. Чтобы он посмотрел, требовалось приложить усилие.

– Встреча выдалась на славу, – начала она.

– Да? Расскажите.

Мэри рассказала. Задача – подвести итог конференции такими словами, чтобы и он оценил, – пришлась ей по вкусу. Один день для достижений, второй для нерешенных проблем. Очень трудно все связать воедино. Трудно остановить себя и не пытаться влиять на процесс, не говоря уж о том, чтобы им управлять. Оседлавший тигра слезть уже не может. Китайцам это ощущение давно знакомо.

– А что китайцы? – с любопытством спросил Фрэнк. – Они тоже поддержали?

– Да, все к тому идет. У меня сложилось впечатление, что они видят свое место в центре сцены, а себя – главными актерами. Для них важны не только Соединенные Штаты. Китай одновременно соперничает и сотрудничает с Россией и Индией. Похоже, поняли, что они соль Земли. Компартия, скорее всего, перестанет распространяться насчет вековых унижений. Нынешние китайцы этого уже не поймут. В том числе те, кто сидит в руководстве. Становятся спокойнее, привыкают к тому, что с ними считаются. Их уже никто не способен стращать, включая США. Глупо даже пытаться. При этом они видят, что остальной мир начинает им подражать. Госпредприятия там. Все начали рассуждать о деньгах, энергии и земле как народном достоянии, а китайцы так всегда делали. Сдерживание рынка, финансистов – в этом они выступали застрельщиками, подавая пример всем остальным.

– Выходит, главная проблема все-таки в Америке?

– Видимо, так, – вздохнула Мэри. – Очень легко списать на кого-то все невзгоды, навешать всех собак, однако меня это никогда не устраивало. Помимо плохого у американцев много хорошего. Ведущая страна мира как-никак.

– Не так ли говорили о Британии, когда она была мировой державой?

– Не знаю.

– Не в Ирландии, конечно.

– Вот уж правда! – Мэри рассмеялась. – Хотя надо сказать, что британцы с их империей принесли некоторое благо даже Ирландии.

– Могу заключить пари, что дома вы бы так не сказали.

– Нет, не сказала бы.

Фрэнк вдруг дернулся. На лбу выступил пот.

– Вам больно? – спросила Мэри.

Фрэнк промолчал. Только нажал кнопку вызова сестры, что само по себе было ответом. Когда та пришла, он попросил болеутоляющее. У Мэри скрутило узлом желудок. Как она могла забыть. Он же страдает. Мучается так сильно, что выступают капли пота на лбу, сереет лицо. Это явление называют «взрывные боли». Ей не впервой это видеть, но с последнего раза прошло много времени.

– Может, я потом приду? – предложила она.

– Хорошо.

Я существую. Я живая, я мертвая. Имею и не имею сознание. Наделена разумом и лишена разума. Я множество и единое целое. Я место обитания секстильона граждан.

Я вращаюсь вокруг божества, но оно, как и я сама, не божество. Я не мать, хотя под моей опекой множество матерей. Вы живы благодаря мне. Однажды я вас уничтожу, а может быть, не я, а что-то еще, – в любом случае я вас проглочу. Однажды… скоро…

Вы уже поняли, кто я. Теперь откройте меня.

В последующие недели Мэри стала брать с собой в клинику, где лечили Фрэнка, планшет. Период хирургических операций и вмешательства сменился рутиной паллиативного ухода. С чужой помощью Фрэнк мог подниматься с кровати и кое-как выходить во двор клиники – приятное, обнесенное стеной место в тени огромной липы. Там он сидел, глядя на листья и небо. Во дворе на ухоженных грядках росли цветы, однако на них он почему-то не обращал внимания. Насколько Мэри могла судить, бывшая гражданская жена Фрэнка с дочерью больше к нему не приходили. Однажды она спросила об этом в лоб, Фрэнк нахмурился и ответил, что они, кажется, навещали его раз или два, но не смог вспомнить, когда именно. Мэри даже расспросила сестер, ей сказали, что такой информацией с посторонними не делятся и лучше спросить у самого пациента.