Правда, существовала и оппозиция, противостоявшая премьер-министру. Она давала выход своим чувствам в протестах против бездействия Гизо во внешней политике и в требованиях провести избирательную реформу. Но это было лишь бессильное меньшинство. Часть протестов исходила от искренних либералов, которые желали упорядоченной республики или хотя бы монархии с намного бо́льшими правами для народа, чем он имел при короле-гражданине. Однако зарождалась и другая протестующая партия, которая желала не только политических, но и экономических реформ. Французская промышленность развивалась. Размеры фабрик увеличивались. Паровые двигатели и новые машины вытесняли ручной труд[231]. Условия труда были плохими, рабочий день длинным, зарплата мизерной, а потому у рабочих было много законных поводов жаловаться. Буржуазная администрация в ответ на растущее недовольство рабочего класса ответила всего несколькими уступками и не осуществила почти ни одной умной реформы, зато провела много репрессий. Если улучшить условия труда, это означало бы, что крупные промышленники, верные сторонники Гизо, будут, по крайней мере сейчас, получать меньше дивидендов.

Было хорошо известно, что в рабочих кварталах Парижа много рассуждают о социалистических теориях. Известно было и о том, что Луи Блан, очень умный писатель и мыслитель, стоял за демократическую республику и более того – говорил о необходимости создать «национальные мастерские», которые принадлежали бы государству, управлялись занятыми в них рабочими и подавили бы или, по меньшей мере, постепенно заменили все частные промышленные предприятия. Уже в 1842 г. немец Штейн, наблюдатель с острым взглядом, утверждал: «Время чисто политических движений во Франции прошло. Следующая революция неизбежно будет социальной».

Король, первый министр и буржуазия не обращали ни малейшего внимания на все это. На требование увеличить число обладателей права голоса Гизо ответил с высокомерным презрением: «Работайте и становитесь богатыми! Тогда вы получите право голоса!» Однако вся его политика практически не давала среднему французу даже надежды на то, чтобы «стать богатым»[232].

Правда, Июльская монархия осуществила несколько желанных перемен. Некоторые из ужасно суровых законов ее уголовного права были изменены. Была сделана честная попытка создать лучшие начальные школы. До этого времени начальное образование для детей бедняков во многих коммунах было просто пародией на обучение. Теперь правительство требовало от коммун не просто назначить для школы учителя, но и обеспечить его жильем, помещением для школы и фиксированной зарплатой. Однако эти начальные школы не были полностью бесплатными, поэтому к ним все же относились с большим скептицизмом. Прошло много времени, прежде чем система школьного образования во Франции получила достаточно прочный фундамент.

Таким образом, Июльская монархия в основном была временем обманов, непродуктивности и растущего недовольства. Тем не менее в дни правления Луи-Филиппа произошла одна великая перемена, которая оказала мощное влияние на будущее Франции, а также, можно сказать, и на будущее других народов, в первую очередь тех, которые населяют великий Африканский континент.

В 1815 г. Франция владела всего одним плацдармом на Африканской земле – маленькой торговой факторией в Сенегале.

В 1914 г. она владела почти третьей частью всего Африканского континента. Приобретение этих земель было одной из самых великих и героических колониальных экспансий в мире. И основы этого поразительного успеха были заложены бесславными во всем остальном монархами – Карлом Х и Луи-Филиппом.

Алжир, одно из североафриканских магометанских государств, граничил с Тунисом на востоке и Марокко на западе. С тех пор как арабы в VII в. захватили эту страну, уничтожив в ней остатки римской и византийской государственности, она вернулась в полуварварское состояние. Мавры, коренные жители этих мест, полностью исламизировались, и, став мусульманской, эта страна, которая когда-то дала христианскому миру святого Августина, была так же потеряна для прогресса, как если бы опустилась на дно моря. Ее верховный правитель носил титул «дей» и считался вассалом турецкого султана. Но дей лишь именовался правителем: его власть над населявшими внутренние области страны племенами арабов и берберов была очень слабой. Эта власть становилась еще слабее по другую сторону Атласских гор, где земли Алжира сливались с бескрайними песками Сахары. Однако при хорошем управлении Алжир мог быть очень плодородной страной. Это была одна из самых многообещающих территорий, еще не захваченных европейцами.

В 1815 г. главный город этой страны, который тоже называется Алжир, еще был столицей беззаконного пиратского государства, чьи корабли были грозой Средиземного моря. Большинство американцев знают, что в 1815 г. Соединенные Штаты объявили войну алжирскому дею и послали против него эскадру под командованием коммодора Декейтера, которая отомстила за ущерб, нанесенный алжирскими корсарами американской торговле, и вынудила их дать обещание в дальнейшем вести себя смирно. В 1816 и 1819 гг. англичане тоже продемонстрировали свою силу дею, но он не сделал практически ничего. Восточные люди легко нарушают свои обещания, а предводители алжирских пиратов были безответственными и неисправимыми людьми. Однако в 1827 г. между Францией и деем Хусейном возникли разногласия по поводу коммерческих дел. Во время обсуждения спорных вопросов алжирский деспот не выдержал и ударил французского консула по лицу мухобойкой. Этим он открыто оскорбил правительство Карла Х. Оставить оскорбление безнаказанным было нельзя, если французы не желали полностью утратить свой престиж перед восточными народами, французские корабли блокировали гавань города Алжира. В 1829 г. корсары нанесли еще одно оскорбление – обстреляли французское судно, на котором был поднят флаг перемирия. Теперь парижское правительство было вынуждено перейти к решительным действиям.

В страну Алжир была послана регулярная экспедиционная армия, дей был атакован с суши и с моря, и 5 июля 1830 г. город Алжир сдался. Это случилось почти в те же дни, когда произошла Июльская революция, так что победа пришла слишком поздно и не успела укрепить престиж терявших власть Бурбонов. Перед Луи-Филиппом встал вопрос: продолжать завоевательную войну или срочно уходить из арабской страны. Вскоре во Франции образовались две партии. Большинство членов палат желали оставить страну Алжир в покое. Для среднего буржуазного избирателя эта страна казалась очень далекой. Он считал, что возможностей для коммерции там мало, зато был твердо уверен, что туда будет утекать много денег, полученных с налогоплательщиков. Однако народ в целом явно был за продолжение прекрасно начатой войны. Июльская монархия проявила характерную для нее медлительность: она решила только захватить главные алжирские порты и «ждать дальнейших событий». Однако местные жители сами создали «дальнейшие события» – совершили несколько мощных атак на французские войска. Французам пришлось пойти в наступление, чтобы отомстить за эти налеты.