Тем не менее французы долгое время владели только побережьем Алжира. Несколько лет их гарнизоны были только в городах Алжир, Оран и Бона, хотя французы пытались вступить в переговоры с беями – правителями внутренних областей страны (раньше эти правители были зависимыми от дея) и убедить их отдаться под защиту Франции. Но, пока эти переговоры только начинались, мавры уже нашли себе грозного вождя – эмира Абд аль-Кадира. Это был «человек редкого ума, бесстрашный всадник и красноречивый оратор». Этот доблестный вождь, поистине новый Югурта своей страны, которая в древности называлась Нумидия, объединил разрозненные племена под своей властью и в течение пятнадцати лет сражался практически на равных против всех войск, которые Франция могла направить в Африку.

Вывод французских войск из Алжира, когда против них действовал такой противник, стал бы для Луи-Филиппа ударом по престижу королевского правительства и во всем Леванте, и в самой Франции. Это стало еще более верным после 1835 г., когда эмир нанес поражение генералу Трезелю в настоящей битве на берегах реки Макты. В дальнейшем Абд аль-Кадир вел войну так успешно, что в 1837 г. французы были вынуждены заключить с ним договор, по которому он получал в свое непосредственное управление весь запад Алжира в обмен на то, что в расплывчатых выражениях признал «верховную власть Франции». Но эмир смотрел на это соглашение лишь как на перемирие, необходимое для подготовки к полномасштабному джихаду (священной войне). Свою огромную энергию он тратил на создание грозной армии, частично организованной по европейскому образцу, в которой была не только полевая, но и осадная артиллерия. Утверждали, что эмир имел 50 тысяч конницы и еще больше пехоты. В стратегически важных местах он подготовил арсеналы, пороховые и пушечные заводы и станции для доставки продовольствия. В 1839 г. он решил, что все готово, нарушил перемирие, атаковал французов и дошел до самых ворот города Алжира. Армия эмира сжигала фермы и убивала несчастных французских колонистов, попадавших ей в руки.

Теперь Луи-Филиппу оставалось лишь одно – послать в Алжир действительно грозную армию. Чтобы исправить явно очень сложную военную ситуацию, генерал Бужо получил сначала 80 тысяч человек, затем их число было увеличено до 115 тысяч. Он сознательно изменил систему ведения войны в Африке. Раньше французские завоеватели удерживали только города на побережье, но не пытались овладеть внутренней частью страны. Бужо дал солдатам более легкое снаряжение, применял малогабаритные орудия, которые можно было перевозить на мулах, и увеличил число свои быстрых и легко передвигавшихся колонн. Следуя своей политике «решительного наступления», Бужо перенес боевые действия в западную область Оран, откуда Абд аль-Кадир получал основную часть своих ресурсов. Генерал захватил по одному укрепления и склады эмира и к 1843 г. изгнал своего противника с остатками его армии в Марокко. Но на этом война не закончилась. Исламские фанатики сделали величайшее усилие. Аскет и проповедник по имени Бу-Маза (что значит «Козий пастух») снова призвал верующих к оружию, и Абд аль-Кадир вернулся в Алжир. Но к этому времени берберы и другие мавританские народности этой страны успели разделиться на партии. И одна сильная партия стала считать правление французов меньшим злом по сравнению с деспотизмом эмира. Кончилось это тем, что в 1847 г. Абд аль-Кадир сдался герцогу д’Омалю, одному из сыновей Луи-Филиппа (Бужо незадолго до этого ушел в отставку), и период завоевания закончился[233].

Но и после этого у французов, разумеется, были трудности в Алжире: чтобы управлять воинственными и фанатичными племенами гор и пустыни, нужно много твердости и очень много такта. В 1864 г. произошел стихийный бунт. Еще одно восстание, на этот раз, несомненно, крупное, было в 1871 г., когда престиж Франции повсюду упал после поражения, которое она потерпела от Германии. Беспокойные мавры поверили, что могущество французов сломлено, но узнали на собственном горьком опыте, что французы по-прежнему в состоянии сражаться. Правда, борьба французов за то, чтобы укрепить в Алжире авторитет европейцев, когда правительство Франции едва справлялось с множеством более насущных проблем, оказалась тяжелой.

К 1890 г. власть французов в Алжире была уже такой прочной, что они предприняли попытку установить связь через Сахару с Сенегалом и с расширявшимся французским торговым поселением в обширной области на реке Нигер. Наконец в 1914 г. отношения между европейцами и алжирцами стали такими доверительными, что Франция смогла не только вывести из этой страны значительную часть своих оккупационных войск и в критический момент использовать их против Германии, но и набрать в свою армию десятки тысяч берберов. Потом эти пылкие алжирцы доблестно и верно сражались за свободу всего мира на полях Пикардии и Шампани.

Абд аль-Кадир сдался французам почти ровно за два месяца до падения Луи-Филиппа. Июльская монархия до самого своего конца выглядела процветающей и надменной, но внезапность ее падения показывает, насколько прогнила ее основа. Правда, ее престиж и популярность сильно пострадали из-за знаменитых «испанских свадеб», в истории с которыми король ясно показал, что готов ставить интересы своей семьи выше даже интересов всей Франции[234]. Хотя многие проницательные и расчетливые наблюдатели уже несколько лет предсказывали падение Луи-Филиппа. Меттерних, который (при всей своей ограниченности) не был дураком, сказал в начале царствования Луи-Филиппа, что власть семьи Орлеан не основана ни на воодушевлении народа, на авторитете всенародного голосования, на славе, как у Наполеона; ни на решении «законной» династии. «Она держится лишь волей случая!» Этот режим продержался так долго главным образом из-за врожденного консерватизма народных масс за пределами Парижа, корыстного здравомыслия буржуазных политиков короля, мира во всей Европе и в значительной степени просто благодаря везению. В феврале 1848 г. везению внезапно настал конец.

Год за годом все громче звучали требования провести реформы – в первую очередь избирательную. Даже при тогдашнем очень ограниченном праве голоса в палате было немало протестов, а вне стен палаты протестов было еще больше. В 1847 г. начался ряд «банкетов в честь реформ». Они служили заменой парадов и обычных общественных собраний, которые правительство решительно не одобряло. Часто участники этих банкетов заявляли, что верны королю и всего лишь желают, чтобы было увеличено число обладателей права голосовать. Но иногда агитаторы желали большего.