пошел прочь, держа пистолет дулом вверх. Авдотьев поплелся за ним как собачка. Нилепин тоже. На него подействовало упоминание Соломоновом каких-то денег. Через чур много событий вертятся вокруг этого бабла.

13:02 – 13:09

Эти штуки, изобретенные и производимые не иначе как с вмешательством самого рогатого Сатаны приносят одни несчастья. Люди называют их то-ли мобильными телефонами, то-ли смартфонами, то-ли айфонами, я не слежу за современными новинками и не разбираюсь в данном вопросе. Но одно могу сказать уверенно – лично я проклинаю ту минуту когда Бог свел меня с одним человеком, искусившим меня Золотым Тельцом и научил пользоваться этими плохими изобретениями. В них есть фотокамера! Проклятая фотокамера, позволяющая мгновенно отослать фотографическую картинку на противоположную сторону планеты и размножить ее на бесконечное число копий. Вот что конкретно не нравится мне в современных телефонах. Своего телефона у меня больше нет и никогда не будет, я презираю их с тех пор как устарел мой домашний стационарный дисковый телефон. С ним было все понятно – суешь палец в диск, прокручиваешь и ждешь ответа. Все! Ничего лишнего – просто средство связи. Мой Бог запретил мне прикасаться к современным телефонам наравне с любым видом оружия и я строго придерживаюсь этого правила.

Но как бы отрицательно я не относился к этим сатанинским игрушкам, но время от времени и они могут сыграть свою положительную роль. Вот как сейчас. Если бы у воскресшего из мертвых во имя прославления господнего Константина Олеговича не заиграл его гаджет и он не принял звонок от какого-то, видимо посланного не иначе как чудесным велением господним, незнакомца, то мне пришлось бы изречь многое из того, что я бы предпочел оставить при себе, хоть это и противоречит моим взглядам на отношение ко лжи. Соломонов хитер как лис, он сразу сообразил, что мне кое-что известно о состоянии дел в цеху и, конечно же, не мог не использовать такого ценного осведомителя как я и не вытянуть из меня ту информацию, обладателем которой я против своей воли стал. На его месте я бы сделал то же самое, поэтому ни хочу осквернять его ни одним негативным словом. По-своему он совершенно прав. Он ищет. Бог ему судья. Только всевидящий Боженька.

Воскресший из мертвых во имя прославления господнего Константин Олегович задал мне конкретный вопрос и мой язык, пусть и против воли разума, но готовился выложить мою тайну. Я дал обет воздержания ото лжи и никогда не нарушал его, тем более по отношению к всемилостивившему Константину Олеговичу, давшему мне кров и уберегшему от рук покусителя. Я бесконечно виноват перед Константином Олеговичем, мой грех останется со мной до конца моей никчемной жизни, сам Константин Олегович не знает о нем, я пока еще не решаюсь рассказать. Я слаб духом. Я грешен. Константин Олегович проявил ко мне милосердие и я поклялся более никогда не лгать ему. И сейчас я едва не проболтался. Еще бы минута! Телефонный звонок спас ситуацию. Константин Олегович отвлекся и должно быть услышал в пластиковой трубке то, что хотел услышать от меня. Что-ж… Да благословит всевышний Господь изобретателя сотовой связи!

Соломонов отвернулся от меня и позволил мне незаметно вытереть испарину на лбу и прошептать благословение Господу за отвод беды. Украдкой я поискал взглядом скрывшегося в стороне упавшего стеллажа Леву, но заметил его в другом месте прячушимся за колонной и бессловесно умоляющего меня не выдавать его. Примерно там, где Господь Бог прибегнул к моим жалким ручонкам и воскресил Константина Олеговича, не дав ему преждевременно переселиться в другое тело. Значит так угодно высшим силам, я могу только преклониться перед ними и принять это как данность. Для пущей убедительности Левушка приложил палец к губам, но как бы мой Бог не хотел ему помочь, но все же я не смог кивнуть ему в ответ. Конечно я буду молчать как рыба, но ежели Соломонов опять задаст мне определенные вопросы, предполагающие конкретные ответы, я буду вынужден проболтаться, ибо обет воздежания ото лжи, данный мною перед Господом Богом превыше личностных отношений. Прости меня, Левушка! Заранее прости! Но ежели Господу угодно будет – все мы спасемся и все будет хорошо!

Мгновение поколебавшись, я поспешил вслед за Константином Олеговичем, предоставив молодому Левушке свободу действий.

А Соломонов свирепо огрызаясь и бормоча что-то себе под нос, широко шагал по цеху. В руке его откуда-то оказалось огнестрельное оружие и увидев его я опешил и слезно заголосил, что бы во имя Господа Константин Олегович убрал оружие и не брал на душу страшного греха!

– Не отмолитесь, Константин Олегович, родненький! Прислушайтесь к вашему Боженьке, в душе жувущему! Не простит он вам этого! Ни простит ни в этой ни в следующей жизни! Побойтесь, Константин Олегович! Наказания Божьего убоитесь! – умолял я его и бросался под ноги, но все было тщетно. Он не слушал. Он не хотел слушать!

– Убирайся, старик! – рычал он в ответ. – Уйди, исчезни! Не влезай в чужие дела, мать твою.

– Константин Олегович! Умоляю! Не поддавайтесь Сатане проклятому…

– Я сказал – исчезни! – рявкунл Соломонов.

– Послушайте! – почти плакал я. – Послушайте, что я вам скажу! Вы у меня спросили о том, что я видел. Так я видел. Я кое-что узнал и хочу рассказть вам! Вы меня слышите, Константин Олегович? Во имя Господа Бога нашего – вседержителя! Уберите оружие и я вам расскажу кое-что…

– Да что ты, мать твою, мне можешь рассказать? – отмахнулся от меня Соломонов как от назойливой мухи. Он просто двинул рукой в сторону и я кубарем покатился по полу, а он даже не заметил этого. – Убирайся от сюда! Спрячься и не вылезай.

– Вы ведь ищите деньги? – выкрикнул я ему в спину, но он не услышал. Только рукой махнул. Я для него букашка, пылинка, жалкий старикашка без определенного места жительства.

Признавая за Константином Олеговичем бесспорное лидерство я, тем не менее, не решился выполнять его приказ и, влекомый тревогой за причинение кому-то ранений или даже смерти, утерев сопли, поспешил за его прямой и сильной спиной. Я заткнулся, теперь я помалкивал. Я едва поспевал за Соломоновым, стараясь оставаться на несколько шагов позади. Он шагал быстро и твердо, я же с трудом справлялся с дыханием, с болью от раны от гвоздя, со своим неуклюжими ногами, напоминающие ножки ройяля. Константин Олегович часто и громко повторял: «Мать его! Мать его!» и каждый раз перед моим мысленным взором вставала икона Казанской Божьей матери – грустная и унылая. Сам я