— Ума достало у Святополка не ввязываться в новое междоусобие. Князь Владимир Всеволодович отказался с тобою ратиться. Ну, озлились сперва бояре Святополковы, особо Коницар с Туряком, да куда деваться? Тут и поганые набег очередной учинили. Боняк Шелудивый сёла и деревни на Днепре пограбил...

Ратибор умолк и многозначительно уставился на Володаря.

— Спросить хочешь: не по моему ли наущению? — усмехнулся князь. — Нет, боярин. Скрывать не буду, посылал людей к ханам. Но не науськивал их землю Русскую зорить. Не настолько уж я подл. Хотел, чтоб пособили, ежели Святополк со Святославичами на меня рати двинут.

— С половцами уговариваться — последнее дело! — отрезал, недовольно хмурясь, Ратибор.

— Оно, может, и так. Но помог же мне Боняк с уграми управиться. И договор наш с ним тогда не нарушил, мои земли разорять не стал.

— Зато на Волыни что сотворил! — Ратибор, вспыхнув, неожиданно перешёл на крик. — Вот что скажу те, князь Володарь! Мелок ты еси! О своих волостях токмо печёшься! А ты шире глянь! Полагаю, князь — он обо всей Руси заботу иметь должон!

— Что ж мне, выходит, Коломану надо было Перемышль отдать?! — теперь уже, не сдержавшись, прикрикнул на боярина Володарь. — Все слова ваши о Руси одним лицемерием попахивают! — Решительным жестом он остановил готового заспорить Ратибора, сдержал гнев и продолжил спокойней: — Ну, хорошо, допустим, о Руси думать. Но без волости что я за князь, что за радетель о земле Русской?! Или, может, наняться мне к твоему Мономаху в дружину?! Удел свой бросить, сказать: не любо мне княжить у вас, граждане перемышльские! Бороните, как хотите, землю свою от ляхов, от угорцев, от Святополка. А я поехал! Не о вас — обо всей Руси мысли имею. Послужу ей в поле ратном, сложу голову буйную во степи дикой. А не доведётся коли — что ж, окончу дни свои на одре где-нибудь в гриднице Мономаховой али Ольговой. Оно, может, и достойно, да только не для меня, князя, жизнь такая! Вот это — да, мелко. Лучше я волость свою крепить стану, города строить, людинов простых от ворога оборонять. Ты поезди-ка по Червонной Руси, посмотри. Хвалиться не стану, но не край пограничный, захолустный здесь ныне, но обширное и богатое княжество. Увидишь повсюду рольи, хлебом обильные, борти, ремественников знатных немало, купцов тороватых. И к богатству тому поверь мне, Ратибор, немало я сил приложил. Немало пота пролил, чтоб цвела Русь Червонная, чтоб людьми полнилась. И такожде, мыслю, и в других княжествах русских добрые владетели поступать должны. И запомни, хоть и не к месту мне тебя учить: любое дело великое из малых складывается. Так и Русь наша из малых земель состоит.

Ничего не ответил на это Володарю Мономахов боярин. Сердито крутанул пальцем седой вислый ус, отвёл в сторону взор, перевёл разговор на иное.

— А помнишь, князь, как тогда в Тмутаракани? — вдруг спросил он.

— Разве это забудешь? — грустно улыбнулся Володарь. — Я был молод. А молодость прекрасна, несмотря ни на что. Всё было легче, или казалось так. Не было таких переживаний и забот, как сейчас. Наверное, потому что надеялся: многое ещё впереди. Хотя все мы под Богом ходим.

Ратибор задумчиво закивал седой головой.

— Да, ты прав. Не думал тогда, что буду сидеть здесь у тебя, стойло друг, не супротивник. Такая злость на вас с Игоревичем была! Кстати, извини, коли ворошу прошлое, но ить верно же аз тебе молвил: мразь он, Давидка, дрянь! Не послушался ты, не оберёг брата свово от козней еговых!

— Прям ты, боярин! — В словах Володаря сквозило и удивление некоторое, и уважение. — С такими, как ты, просто. С Игоревичем же и Святополком — с ними всегда настороже быть надобно. Вроде понимал я это и раньше, да вот. — Князь горестно вздохнул. — Каюсь, не остерёг Василька.

«Он правильно подметил: сидим здесь, как друзья, давно друг друга не видавшие. Странно это? Ну да, немного странно, — размышлял Володарь, глядя на густо испещрённое морщинами, обрамлённое густой бородой с проседью лицо Ратибора. — Настоящий славянский витязь. Вот шрам на щеке от вражьей сабли, вот на шее рубец, видно, стрела скользом прошла. Глаза синие горят, нос прямой и костистый. Да, воистину, славянский витязь. Как он тогда гридней раскидал по горнице!»

Разговор продолжился в другом русле.

— Князь Владимир мыслит идти в степь, на половцев, — сообщил Ратибор. — Много зла творят поганые сыроядцы на Руси. Пора покончить с их набегами. Правда, придётся ещё уговаривать Святополка и Святославичей. Вроде разумеют, что надобно на Боняка и иже с ним походом идти, да не решаются покуда, друг на дружку глядят, друг дружке не доверяют. Эх, сплотить бы, собрать все силы ратные в единый кулак! Вот тогда б! Одни б ошмётки от сих псов половецких по степи летели!

— Что лиха много творят половцы, это я знаю. — Володарь решил быть с Ратибором до конца откровенным. — Честно скажу, не хотел я их на Червенщину звать, Игоревич меня убедил. Да и, пожалуй, выхода другого тогда не было. Неведомо, отбились ли бы мы, в Перемышле сидючи. Угры в великой силе в тот раз на нас навалились. Вот и пришлось... Одних ворогов на других... Про единый кулак ты говоришь. Верно говоришь. Только мне в степь ходить не с руки.

— Почто тако?! — Ратибор недовольно сдвинул брови.

«Прям, прост. Это и хорошо, и плохо», — подумал Володарь.

Ответил он коротко:

— Стоит мне дружину увести, тотчас ляхи налетят. Да и Коломан, верно, не позабыл прошлое. Хоть и мир мы с ним учинили, да хрупок такой мир.

Ратибор промолчал. Он некоторое время размышлял над Володаревыми словами, затем одобрительно кивнул. Сказал так:

— Передам князю Владимиру твой ответ. Думаю, уразумеет он и зла на тебя держать не станет.

Встреча в палате княжеского дворца на том была окончена. Ратибор остался в Перемышле ещё на день, после чего спешно засобирался обратно в Переяславль.

Перед расставанием Володарь ещё раз