— Всех?

— Включая настоящего убийцу. — Анн-Софи улыбается. Вернее, это лишь подобие улыбки, подделка под нее. Мимикрия, принятая в среде обитателей пустынь. — Судите сами: у Магды проблемы с психикой, это успели понять все. У Магды провалы в памяти, и это тоже ни для кого не секрет. Найди вы ее с окровавленной статуэткой в руках — вопросов бы вообще не возникло.

— Но в руках у нее ничего не было.

— Или она успела избавиться от леопарда. До того как появились вы.

Магда — испуганная, перепачканная землей; Магда — единственное желание которой заключалось в том, чтобы слиться с пейзажем, поглубже закопаться в перегной и никогда и никем не быть обнаруженной… Магда, убивающая соперницу, еще имеет право на существование, но Магда, хладнокровно заметающая следы!.. Представить такое Дарлинг не в состоянии, сколько бы ни старалась. И реакция Магды на мертвое тело — она была исполнена неподдельного ужаса. Сыграть так невозможно, или… Магда — хорошая актриса. Очень хорошая. Блестящая. Ничуть не хуже Анн-Софи, с десяток лет изображавшей близкую подругу — да так искусно, что Даша верила в это и на пороге собственной смерти. И напрасно француженка поспешила вычеркнуть себя из списка снедаемых ревностью женщин, ее ревность — намного страшнее. Это ревность к человеку, гораздо более яркому и удачливому, окруженному преданными мужчинами, преданными животными и преданными детьми, которому не нужно отираться по пустыням, зарывая в песок собственные комплексы. Хотя… Даша больше нет в живых, о какой удачливости идет речь?.. И что заставило давнего знакомого Анн-Софи (судя по всему, совсем не ребенка, а человека взрослого) сунуть в рот пуговицу? Вопрос, не имеющий никакого отношения к странному и трагическому происшествию на вилле, готов слететь с языка Дарлинг. Но, озвучив его, она немедленно прослывет идиоткой, так что лучше не вынимать чертову пуговицу изо рта.

— …Не думаю, что она успела избавиться. Для этого нужно было бы вернуться в дом, полный людей. Подняться на второй этаж, в кабинет. Пройти мимо вас и Зазу. А если бы вы вдруг проснулись?

— Этой ночью я не просыпалась, хотя сплю довольно чутко.

— Но ведь Магда же не могла рассчитывать на случайность? На то, что именно сегодня вы не проснетесь среди ночи. И вряд ли она вообще имела представление о характере вашего сна.

— Пожалуй, что так. — Царапины на лице Анн-Софи приходят в движение. — Такие тонкости мы с Магдой не обсуждали.

В коротких и совсем свежих воспоминаниях Дарлинг Анн-Софи предстает в компании своего собственного мужа, своего собственного мобильного телефона, своей собственной старинной подруги Даша, маленькой Лали, почти взрослого Исмаэля, дождей и самой Дарлинг, — и Магде в этих мелькающих перед глазами кадрах места не нашлось. На какое-то время они уединились сегодня утром, в ванной, — но сегодня как раз и не считается. Ведь это произошло уже после смерти Даша, а все, что происходит после смерти, не так уж существенно. Анн-Софи просто проявила человечность и милосердие, ей захотелось приободрить Магду, только и всего. Да-да, Магда кричала, и крик был царапающим и сухим, и необходимо было утопить его в воде, но никто, кроме Анн-Софи, не захотел взять на себя эту миссию. Даже Тео, слишком уж озабоченный демонстрацией своей непричастности к преступлению. Он еще сокрушался по поводу пиджака, неожиданно оказавшегося на одной из скульптур первого этажа… И… было что-то еще, связанное с пиджаком.

В нем лежало снотворное.

Снотворное из кармана Тео почему-то волнует Дарлинг, еще секунда — и она обнаружит что-то важное, спрятанное на дне углублений в блистере: там, где когда-то лежали таблетки. И… Сколько их было, таблеток?..

— Вот если бы вы с Зазу принимали снотворное и Магда каким-то образом оказалась в курсе…

— Ни я, ни Зазу не принимаем снотворное, — говорит Анн-Софи с легким сожалением. — Но и этот вопрос мы с Магдой не обсуждали. А почему вы вдруг заговорили о снотворном?

— Просто вспомнила о Тео и его пиджаке…

Теперь уже сама Дарлинг как будто проваливается в дурацкий распакованный нетерпеливыми писательскими пальцами блистер — так ей и надо, идиотке! Нечего изрыгать из себя мысли, до конца не продумав их!..

— Тео оказался полным ничтожеством, — голосом, не терпящим возражений, заявляет женщина-легенда. — Трусливая дрянь — вот что такое Тео. Он даже не попытался вступиться за жену… О-о… как же я ненавижу таких мужчин! И поверьте, мне бы несказанно полегчало, если бы в роли убийцы выступил именно он. Кропать свои книжонки в тюремной камере до скончания дней — вот чего бы я ему пожелала.

— Это вряд ли.

— Насчет книжонок?

— Насчет тюремной камеры.

— Да, — помолчав секунду, соглашается Анн-Софи. — Для убийства он слишком труслив. Слишком. Тео — слишком труслив, Магда — слишком не в себе… Молодой англичанин…

— Кристиан…

— Кристиан, да. Слишком эпизодичен как персонаж.

— Почему же? — Дарлинг чувствует настоятельную потребность возразить. — Он старинный друг Шона. Кстати… не пора ли нам навестить его?

Поднять с постели новоиспеченного вдовца они собирались еще пятнадцать минут назад, но Анн-Софи почему-то совершенно не торопится.

— Вам так не терпится разрушить чужую жизнь, дорогая моя?

— Она уже разрушена.

— Но Шон пока этого не знает. Подарим ему еще несколько минут счастливого неведения. Если это неведение вообще существует.

— Что вы имеете в виду?

— Хочу открыть вам маленькую тайну, детка. Правда, со смертью Даша она потеряла актуальность, и все же… Надеюсь, все сказанное останется между нами.

— Конечно.

— Даша собиралась оставить своего мужа. Она хотела сообщить ему об этом сразу после поездки в Ангкор-Ват.

Дарлинг оказывается совершенно неготовой к подобному известию. Живущие своей жизнью царапины на щеке Анн-Софи подрагивают и распадаются на отдельные полоски, и это служит косвенным подтверждением слов француженки: точно так же, в один момент развалилось счастливое marriage[15] Даша. А может, его никогда и не было — счастливого, и оставалось только прятаться от потоков льющейся с неба безрадостной семейной правды под оранжевым зонтом.

— Откуда… вы знаете?

— Даша сама сказала мне об этом.

Сказала или нет — теперь не проверишь. Но в любом случае Даша уже ушла от мужа, покинула его навсегда.

— И вот теперь я думаю, — неспешно продолжает Анн-Софи, — вдруг она не стала дожидаться поездки в Ангкор-Ват? И сообщила Шону о своих планах раньше, чем предполагала изначально?

— И… что тогда?

— Тогда мы имеем на одного несчастного ревнивца больше.