выход. Водители, рабочие, осветители, получавшие суточные в размере 1 рубль 80 копеек, стали подряжаться в совхозы на сбор камней, изобиловавших в здешней почве и мешавших применению сельхозмашин. Людей утром сажали в автобус, везли в поле, где они работали весь день, собирая камни. Работа тяжелая, но хорошо оплачиваемая. Вечером в этот же день они получали на руки по десять рублей, и дорога к винным отделам магазинов не зарастала.

Еще до аварии с камервагеном на «Сталкер» прибыла из Москвы военная техника с механиками-водителями под командованием прапорщика со страшноватой фамилией Гнида. Несмотря на фамилию, он был вполне нормальным парнем и большим жизнелюбом. Танки разместили в назначенном для них месте — в речной долине у моста через реку Пирита. Сначала они вызвали настороженность у местной публики, но потом к семи танкам, бронетранспортерам и пушкам привыкли. В брезентовые палатки, где жили солдаты, возглавляемые Виктором Гнидой, протоптали дорожку молодые работницы из общежитий Маардуского химкомбината. Жизнь в палатках била ключом, по танкам с разрешения солдат радостно лазали местные мальчишки.

Мы с практикантом «Казахфильма» Михаилом Васильевым ходили в республиканскую библиотеку, где был большой выбор иностранных журналов по кино, искусству и дизайну. Там же можно было смотреть альбомы живописи, монографии о выдающихся художниках, собрания картин главных музеев мира. В Таллине работал превосходный киноклуб, проводились интересные фотовыставки, недели голландского и швейцарского кино. Фильмы Пола Верхувена и Вернера Херцога я впервые посмотрел там. Так что культурная жизнь была интересной и насыщенной, но у нас не всегда находилось время, чтобы эти события посетить.

Почти каждый день мы встречались с Кайдановским. Однажды сходили вместе в доминиканский монастырь на концерт потрясающего ансамбля «Хортус Мюзикус» под руководством Андреса Мустонена, игравшего на аутентичных инструментах музыку эпохи барокко. Впечатление было просто ошеломительным.

Кайдановский, как и Гринько, старался не участвовать в ежедневных застольях. Солоницын, подружившийся с гримером Виталием Львовым, наоборот, переживал все это очень по-актерски, стараясь снять напряжение алкоголем. Но помощница гримера Светлана, с которой у них возник роман, постаралась взять Анатолия под контроль. В какой-то степени ей это удалось.

В это время таллинский скульптор Михаил Духоменок пригласил Кайдановского позировать ему для портрета. Саша согласился, и мы несколько раз ездили в мастерскую. В результате к концу месяца у Михаила стояла вылепленная из пластилина голова Кайдановского в натуральную величину, поражавшая удивительной точностью, сходством и какой-то космической отрешенностью. Остается только сожалеть, что такое прекрасное произведение не находится в музее и не фигурирует на выставках, будучи отлитым в бронзе.

Мы с Кайдановским часто бывали в гостеприимной маленькой квартире Тамары Зибуновой неподалеку от вокзала. Тамара была фактической женой Сергея Довлатова в его таллинский период, который продолжался два с половиной года. Она родила от него очаровательную девочку Сашу Довлатову. Квартира Тамары была центром таллинской окололитературной жизни. У нее бывали Евгений Рейн, Иосиф Бродский, Василий Аксенов, Андрей Битов, Анатолий Найман, Владимир Уфлянд, Александр Кушнер и другие писатели и поэты. Не все из них были тогда известны, но все стали яркими фигурами русской литературы. В Таллине я познакомился с журналистом Михаилом Рогинским, братом историка-архивиста и диссидента Арсения Рогинского, впоследствии одного из создателей общества «Мемориал». У Тамары мы проводили время в интереснейших беседах, которые почти всегда приходили к литературе и личности Сергея Довлатова, произведшего своим остроумием и раблезианством сногсшибательное впечатление на тихий таллинский интеллигентский круг. О его поступках, выражениях, превратившихся в афоризмы, рассказывали с нескрываемым восторгом, хотя они далеко не всегда были безобидны. Так, по поводу одного из своих таллинских знакомых, отпустившего усы, он высказался следующим образом: «Неизвестно, для какой красы вдруг на жопе выросли усы».

В Москве студия и руководство Госкино все не могли прийти к единому мнению о браке и вынести окончательный вердикт. Тарковский заявил, что не будет снимать без официального установления причин брака и ни при каких условиях не будет работать с Рербергом и Боимом. С картины ушел второй оператор Анатолий Николаев. С операторами ушли их постоянные ассистенты и сотрудники.

Другой герой — другой фильм

Андрей Арсеньевич работал с Аркадием Стругацким над двухсерийным сценарием. Дело уже шло к завершению, но однажды Тарковский снова переменил мнение. Андрей Арсеньевич окончательно поставил автора в тупик и привел Аркадия в бешенство. Братьям Стругацким предлагалось в очередной раз кардинально переделывать сценарий.

Нужен другой сценарий: я не хочу снимать то, что мы уже делали. Я, — говорит, — уезжаю, а вы доставьте мне через двенадцать дней новый сценарий двухсерийного художественного фильма «Сталкер»… Но только герой пускай будет совершенно другой! Я говорю: «Какой — другой?» — «Откуда я знаю, какой?! Но не такой негодяй, как Рэдрик Шухарт в „Пикнике на обочине“, а совсем другой. И чтобы цель была другая!»

«Самый последний мы написали в приступе совершеннейшего отчаяния после того, как Тарковский решительно и окончательно заявил: „Все. С таким Сталкером я больше кино снимать не буду“». Когда Аркадий Стругацкий попросил все же уточнить, каким он должен быть, режиссер ответил: «Откуда мне знать. Но чтобы этого вашего бандита в сценарии не было». Аркадий Натанович был с ним там, на съемках в Эстонии. И вот он вдруг, безо всякого предупреждения, примчался в Ленинград и объявил:

«Тарковский требует другого Сталкера». — «Какого?» — «Не знаю. И он не знает. Другого. Не такого, как этот». «Но какого именно, трам-тарарам?!» — «Не знаю, трам-трам-трам и тарарам!!! ДРУ-ГО-ГО!»[416]

Стругацкие оказались в полном шоке. В Ленинграде они закрылись в квартире Бориса и стали перебирать уже написанные варианты сценария, пытаясь понять, что же не устраивало Тарковского. Потом стали придумывать возможные трансформации характера Сталкера, что удалось им далеко не сразу.

Это был час отчаяния. День отчаяния. Два дня отчаяния. На третий день мы придумали Сталкера-юродивого. Тарковский оказался доволен… Этот сценарий мы за два дня переписали, и АН помчался обратно в Таллин[417].

Параллельно режиссер искал нового оператора и художника. Это была нелегкая задача. Работа с Юсовым, прекрасно понимавшим Тарковского, была исключена после его отказа сотрудничать на «Зеркале». С киевским оператором Александром Антипенко, гениально снявшим фильм Тенгиза Абуладзе «Мольба» и работавшим на фильме Сергея Параджанова «Киевские фрески», сотрудничества не получилось.

Александр Антипенко: В 1977 году Тарковский пригласил меня снимать «Сталкера», но в то время я уже был откомандирован для съемки картины «Через тернии к звездам». По прибытии в Москву я прямо с Киевского вокзала поехал домой