Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На «Мосфильме» существует и другая версия этого несостоявшегося сотрудничества. Годом ранее Антипенко работал с Ларисой Шепитько на фильме «Восхождение», и они там жестко поссорились. Лариса не рекомендовала Тарковскому сотрудничать с Антипенко.
По свидетельству оператора Павла Лебешева, Андрей Арсеньевич обращался и к нему с предложением снимать «Сталкер», однако он отказался, поскольку работал с Никитой Михалковым, а потом его ждал Жалакявичус с важным госзаказом — политическим фильмом «Кентавры», в котором участвовали СССР, ЧССР, Венгрия и Колумбия, с соответствующими зарубежными экспедициями. Кандидатура Лебешева отпала. К тому же по характеру и стилю жизни Павел Тимофеевич мог оказаться еще одним, пожалуй усугубленным, вариантом Рерберга. Назывались и другие фамилии, например Юрия Клименко, но он в это время был занят.
В итоге Тарковский остановился на кандидатуре опытнейшего оператора Леонида Калашникова. Калашников сказал, что не представляет работы без профессионального художника, знающего специфику съемок, и согласен работать, если на фильме будет такой художник.
Ситуация с художниками была еще труднее. Двигубского Тарковский уволил в начале работы над «Гамлетом», а кроме того, он был давним другом Боима. Михаил Ромадин ушел в живопись и отверг возможность работы в кино. Тарковский утверждал, что художник-постановщик ему вообще не нужен. Он четко представляет, что и как делать, к тому же располагает прекрасным художником-декоратором Рашитом Сафиуллиным и опытным ассистентом по реквизиту, имея в виду меня. Но Рашита на «Мосфильме» никто не знал, студия рисковать не хотела, а Калашников настаивал: на картине должен быть опытный, хорошо понимающий природу кино художник. Он предложил Шавката Абдусаламова, с которым они вместе сделали изобразительно очень сложный фильм режиссера Элема Климова «Агония», потрясший кинематографическое сообщество, но так и не выпущенный тогда в прокат. Тарковский хорошо знал Абдусаламова со времен «Иванова детства», бывал в его мастерской, даже купил понравившуюся картину Шавката, правда не расплатившись, а пообещав это сделать, как только будут деньги. С тех пор прошло немало лет, режиссер так и не рассчитался. Абдусаламов не торопил его, считая, что денег у Тарковского нет.
Но Андрей Арсеньевич хорошо знал твердый характер художника, поэтому согласился с его кандидатурой не без сомнений. Шавкат с семьей отдыхал в Тарусе. Получив приглашение от Тарковского, он оставил семью, приехал в Таллин. При встрече они обнялись, Тарковский угостил художника армянским коньяком и сказал: «Наконец я вышел на художника!»[419]
Почти то же самое он скажет через несколько дней Аркадию Стругацкому по поводу нового сценария.
Но характер Шавката заложил основу будущих конфликтов.
Двадцать шестого августа 1977 года. Тарковский читал воспоминания о композиторе Густаве Малере и делал выписки о том, какие усилия приходилось тратить великим композиторам для достижения совершенства формы их произведений и преодоления непонимания окружающих. Венчает эти записи следующий абзац:
Многое произошло. Какое-то катастрофическое разрушение. И от степени его — предельно недвусмысленной — остается все же ощущение этапа, новой ступени, на которую следует подняться, — а это внушает надежду[420].
В переводе на обыденный русский этой записи ясно следующее: предыдущие съемки были бессмысленны. При этом даже минимальную вину Тарковский с себя снимает. Он считает, что в этом отрицательном результате, в этой катастрофе есть нечто, внушающее оптимизм, — «ощущение новой ступени, на которую следует подняться». Тарковский наконец понял, что он не все делал так, как нужно. Сейчас ему кажется, он обрел понимание и ясность. Он надеется, что с новой командой он поднимется на новую ступень и достигнет успеха.
Я сговорился с Калашниковым. Добросовестным профессионалом, который потенциально способен сделать гораздо больше, чем Рерберг, ибо он ждет задачи ради решения. И невозможность решить задачу у него означает творческую импотенцию. Важно иметь задачи. А он их будет иметь.
На месяц все затормозилось. Накануне начала работы над «Сталкером». Если уж так, то все будет по-новому. И оператор, и художник (рискну с Шавкатом), и сценарий (сейчас Аркадий и Борис пытаются написать все заново из‐за нового Сталкера, который должен быть не разновидностью торговца наркотиками или браконьера, а рабом, верующим, язычником Зоны). Теперь все заново. Хватит ли сил?[421]
Тарковский вновь уверен в себе и надеется, что все будет хорошо. Абдусаламова он когда-то хотел пригласить в качестве художника на несостоявшийся фильм «Иосиф и его братья», считая, что никто не сможет лучше, чем он, передать суровую красоту пустынь и гор. Хотя у него проскакивает и недоверие к Шавкату, человеку не очень сговорчивому, когда он убежден в своей правоте.
В этой записи обнаруживается и главная причина оптимизма Тарковского:
Сейчас Аркадий и Борис пытаются написать все заново из‐за нового Сталкера, который должен быть не разновидностью торговца наркотиками или браконьера, а рабом, верующим, язычником Зоны.
БН: Всего получилось не то семь, не то восемь, не то даже девять вариантов. Почти все они утрачены[422].
Тарковского посещает идея написать статью в «Правду» о «Мосфильме». Он хочет поделиться ею с генеральным директором «Мосфильма». Убежден, генеральный директор не очень обрадовался бы статье в главной партийной газете о развале возглавляемого им «Мосфильма». Это предпоследняя запись Андрея Арсеньевича в дневнике, касающаяся съемок «Сталкера» и вообще событий 1977 года. Далее в нем зияет четырехмесячная лакуна. Никогда не поверю, что Тарковский не делал записей весь этот срок.
Если с новой командой положение прояснилось, то принятые ранее сроки стали окончательно нереальными. Группа в Таллине ждала решения. Все это время «Мосфильм» оплачивал гостиницы, в которых проживали люди, суточные, прокат автомобилей, аренду помещений и военной техники. Тарковский хотел новой пленки для съемок и отказывался снимать до решения этого вопроса. Хотя снимать было очень нужно — уходила натура.
* Рашит Сафиуллин: Я этого простоя не заметил. Все это время я работал на натуре и декорировал здания для съемки.
Наиболее желаемым результатом почти для всей съемочной группы была консервация фильма и возможность вернуться домой. Ситуация по-прежнему оставалась невразумительной, и никто не мог точно сказать: что же все-таки случилось с пленкой?
Загадка пленки
* Борис Прозоров: Существует несколько версий. Сразу скажу — какая из них верна, я не знаю. После разговора