Но, конечно, под маской. А под ней эмоций было не разглядеть совершенно, даже взгляд стал непроницаемым, отстраненным. Молча посторонившись, Дар пропустил Себастьяна, склонив голову, пока я сидела и пыталась собрать в кучу мысли, разлетевшиеся вспугнутыми стрекозами. Хотелось вскочить, броситься к нему, обнять… Закрыть дверь на ключ, чтобы никто не помешал. Но, увы, нельзя. Чертово кольцо на пальце позволит лишь несколько минут подержаться за руки, и то не факт.

После ухода Себастьяна в кабинете повисла плотная гнетущая тишина. Дар так и стоял у двери с почтительно опущенной головой и прямой, как палка, напряженный – я это видела во всей его фигуре. И никак не могла подобрать слов, чтобы начать беседу. Уверена, Арман ему сказал… Не мог не сказать.

– Ваше высочество, – наконец раздался его ровный, без эмоций голос. – Я пришел отчитаться о выполнении вашего задания. Я нашел леди Аделию де Арли-Лавуазье. Она живет в поместье подруги недалеко от Фандарха, я с ней имел беседу.

И тут меня прорвало. В горле встал вязкий ком, глаза защипало, и я тихо позвала:

– Даррен.

Он вздрогнул едва заметно, и я пожалела, что не вижу его лицо сейчас, настоящее лицо. Головы он не поднял.

– Ваше высочество? Меня зовут Фабьен, – ответил он тем же голосом.

А мне пришлось прикусить изнутри губу, потому что захотелось заорать и швырнуть в него чем-нибудь потяжелее. Вместо этого я коснулась браслета, вытянула пару ниточек и сплела замысловатую вязь, закрывая кабинет от подслушивания. И только потом дала волю эмоциям, совсем чуть-чуть.

– Прекращай этот балаган, никто нас не услышит, – устало выдохнула, не сводя с него взгляда. – Пожалуйста, Дар, – добавила совсем тихо, отвесив себе мысленный подзатыльник и запретив пошло всхлипывать, как бы ни хотелось.

Казалось, мгновения толкутся в воздухе, мешая друг другу и тихонечко звеня, а потом он все же посмотрел на меня. Я задохнулась от шквала эмоций, плеснувшего из потемневших глаз: боль, глухая тоска, зачем-то вина… Мои пальцы судорожно сжались до побелевших костяшек, но отвести взгляд не хватало сил. Мы так и смотрели друг на друга бесконечно долго, обмениваясь не словами, а эмоциями, пока наконец он не заговорил снова. Всего одно слово:

– Прости.

Горло снова перехватило, только я не собиралась винить его ни в чем, и прощать было нечего. И так хреново, и сопли разводить совершенно нет причины.

– И не подумаю, – фыркнула я, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди, а поймав недоумение на его лице, даже смогла усмехнуться, правда, невесело. – Оба хороши, потому что. И ты, и я. Тебе не идет роль жертвы, Дар, заканчивай уже. – Я покачала головой, а недоумение моего собеседника сменилось изумлением.

И когда я замолчала, он вдруг расхохотался, громко и заразительно, так, что и моя усмешка стала шире. Да, пожалуй, лучше так, чем глотать слезы и понимать, что пока все очень зыбко и сложно. Мне хватало уже того, что я вижу его, целого и невредимого, мы разговариваем и можем быть вместе хотя бы так. Наконец мы успокоились и в кабинете снова ненадолго наступила тишина. А потом я поднялась и подошла к нему, остановившись буквально в шаге от Дара и жестко задавив всколыхнувшуюся тоску. Только сказать ничего не успела. Он поднял руку и легко, едва ощутимо коснулся моей щеки, тут же убрав ладонь.

– Из тебя выйдет отличная королева, Себастьян прав, – произнес он негромко. – Ты умеешь найти подход к людям, – и на его губах появилась ответная усмешка.

– Отвези меня к ней, – тихо попросила я, осознав, что не хочу сейчас видеть никого и дальше заниматься делами тоже.

Подождут. Успеется. А единственную оставшуюся мою родственницу навестить надо. И потом, эти часы я проведу с Даром, и никто не будет нам мешать.

…Мы покинули дворец никем не замеченные, через один из многочисленных тайных выходов. Это я настояла, чтобы Дар прикрыл нас – мой браслет был наполовину пуст и Воздух закончился. Только отправила Мариэтт с запиской к Себастьяну, чтобы он не волновался о моей пропаже. Мы спокойно сели в мобиль и поехали из Эрхельма.

Казалось, будет сложно говорить, потому что мысли вертелись вокруг одной и той же темы, но Дар, умница, задал направление всего одним вопросом:

– Ну, какие твои ближайшие планы?

И я с радостью подхватила, поделившись идеями о женском клубе, своем агентстве и прочем. Самое приятное, что я не встретила снисхождения или пренебрежения, Даррен искренне заинтересовался, давая дельные советы и замечания по ходу. Сказала, что намерена пересмотреть некоторые моменты в нюансах управления, и тоже встретила поддержку и одобрение. Стоило больших трудов удержать эмоции в узде и не дать им вырваться на волю. Ведь Даррен был бы мне гораздо лучшим мужем, чем Арман… Он слышал и слушал, не считая, что меня нужно держать в золотой клетке и тщательно сдувать все пылинки, позволяя лишь… блистать, да. И умирать со скуки.

Так много хотелось сказать Дару, про нас, про чувства, что теснились в груди, но – нельзя, пока на моем пальце это чертово кольцо. Иначе будет слишком больно. А вот с Арманом надо поговорить, только, боюсь, сейчас он меня не услышит. Значит… Надо показать, что его ждет и какая я настоящая. Не Лилиана, нет, и никогда ею не буду. Тем временем, не доезжая до Фандарха, мы свернули на грунтовую дорогу и через полчаса остановились у ворот скромного, но живописного поместья с двухэтажным домом, увитым плющом или похожим растением.

– Здесь, – коротко сказал Даррен.

Я посмотрела на него и негромко спросила:

– Пойдешь со мной?

Показалось, в какой-то момент он хотел отказаться, но все же кивнул и вышел вслед за мной из машины, и мы вместе подошли к двери. Хотелось взять его за руку, прижаться, ох, как хотелось, но – я сдержалась, да, в который раз за этот день. Стукнула дверным молотком, внезапно разволновавшись, и спустя несколько мгновений мне открыли.

– Прошу прощения? – вежливо спросила незнакомая женщина, разглядывая меня с доброжелательным интересом.

– Я приехала к Аделии, сударыня, – улыбнулась ей, нервно сжав сумочку. – Она моя единственная родственница…

– О, конечно, проходите! – Хозяйка посторонилась, пропуская нас, и поздоровалась с Даром. – Добрый день, мэтр, рада снова вас видеть. Только Аделия немного не в себе, вы понимаете, – чуть понизив голос, добавила она и вздохнула. – Считает, что ее Лилиана жива…

Я провела в этом доме пару часов, общаясь с Аделией. Она в самом деле выглядела лучше, чем я помнила, и ей здесь было хорошо. Несколько раз у нее все же наступало просветление, и она узнавала во мне дочь Лилианы. И если сначала я хотела забрать ее в город, то под конец убедилась, что не стоит. Пусть живет здесь, в тишине и спокойствии, где никто ее не достанет. Как выяснилось, Аделия боялась канцлера, что он придет к ней расспрашивать про Лилиану, а ведь пожилая леди очень мало знала, моя мать благоразумно не рассказывала ей ничего. Поэтому, кто мой отец, Аделии не было известно. И я решила не говорить, сказав, что Лилиана мне не говорила.