папой и герцогом Бургундским. «В этом случае, – писал он, – не только Греция, но и Азия, и весь Восток содрогнутся от ужаса… будет нас трое старцев, а Бог троицу любит. Троица Небесная будет в помощь нашей троице, и будем мы попирать ногами наших врагов». Совет – на сей раз 1607 голосами против одиннадцати, при шестнадцати воздержавшихся, – постановил, что дож и впрямь может отправиться в поход, а когда через несколько дней Моро внезапно передумал, его попытку отказаться от участия отвергли с возмущением. Как выразился один не самый тактичный его советник, «честь и благополучие нашей земли для нас дороже вашей персоны».

Но весть о поддержке со стороны Венеции оказалась последней из новостей, которые могли бы порадовать Пия. Решили, что крестоносцы отплывут из Анконы летом 1464 г. Однако в начале того же года Генуя присоединилась к герцогству Миланскому, что серьезно пошатнуло равновесие сил в Италии и вызвало панику по всему полуострову. Стало очевидно, что ни одна из материковых итальянских держав не сможет предоставить войска для крестового похода. Более того, на Пасху герцог Бургундский объявил, что не сможет выступить в поход по меньшей мере до следующего года. Между тем Рим едва начал готовиться к экспедиции: средств катастрофически не хватало, и бургундские послы сообщали оттуда домой, что «в жизни не видели такой жалкой армии» и что к походу готовы только две галеры. При всем своем энтузиазме папа был напрочь лишен организационных способностей. Он рассчитывал, что под его знамена хлынет могучий поток хорошо вооруженных и опытных наемников, рыцарей и ратников со всей Европы, готовых служить на собственные средства добрых полгода, а то и больше. Вместо этого – подобно многим своим незадачливым предшественникам, призывавшим к крестовым походам, – он получил недисциплинированную толпу нищих босяков, наводнивших город и ожидавших, что их вооружат, поставят на довольствие и перевезут к месту боевых действий за государственный счет. Венеция, никогда не тратившая время на подобный воинствующий сброд, попросту закрыла доступ в город, и несостоявшиеся крестоносцы разошлись по домам (если не умерли в пути от голода и болезней), но Риму и Анконе их товарищи причинили немало хлопот.

Вдобавок ко всем прочим несчастьям быстро ухудшалось здоровье папы. Но его намерение оставалось по-прежнему твердым; и, как будто понимая, что ему отпущено совсем мало времени, он решил перейти от слов к делу. 18 июня он принял крест в соборе Святого Петра и выступил в путь: сперва на барке вверх по Тибру, затем на носилках через Апеннины. По дороге ему не раз встречались группы незадачливых крестоносцев, которые, добравшись до Анконы, не нашли там доступного транспорта и теперь уныло брели по домам. На папу это действовало удручающе; его врачи, видя, как он огорчается, задергивали занавески его портшеза под предлогом защиты от холодного ветра. Когда кортеж достиг места назначения – всего через месяц после выезда из Рима, – уже все, кроме самого Пия, наверняка понимали, что задуманный им крестовый поход не состоится. Обе папские галеры стояли в гавани на якоре, а о кораблях, обещанных Венецией, не было ни слуху ни духу. Те немногие рыцари, у которых хватало денег на пропитание и не имелось занятий получше, все еще оставались в городе, ожидая, не случится ли что-нибудь; но большинство уже потеряли надежду и отправились по домам.

Наконец 12 августа на горизонте показались двадцать четыре парусника – долгожданный венецианский флот. Папа, поселившийся в епископском дворце на холме, что и по сей день возвышается над городом, рядом с собором Святого Кириака, приказал поднести себя к окну, из которого можно было наблюдать, как корабли входят в гавань. Его терзала жестокая лихорадка; он быстро угасал. Днем позже, когда Кристофоро Моро прибыл во дворец с визитом вежливости, ему сообщили, что его святейшество слишком болен и не может его принять. Поначалу дож решил, что Пий передумал вести за собой крестоносцев и симулирует болезнь, чтобы уклониться от своего обещания. Но вскоре его собственный врач посетил понтифика и, вернувшись, сообщил, что папа не просто болен, а умирает, а уже на следующий день, 14 августа, на борт дожеского флагмана взошла делегация кардиналов с известием о кончине Пия II. Через два дня дож отбыл обратно в Венецию вместе со всем своим флотом. Крестовый поход закончился, не успев даже начаться.

Оно было и к лучшему. Фреска Пинтуриккьо на стене Библиотеки Пикколомини в Сиене – где Пий II зовет христиан в крестовый поход, за спиной у него раскинулась Анкона, увенчанная собором на вершине холма, в гавани ожидает могучий флот, а у ног понтифика преклоняет колени дож Моро, – скрывает истину, стоявшую за всеми этими событиями. Куда ближе к действительности подходит современный историк Роберто Чесси, назвавший все это предприятие «жалкой пикколоминианской пародией» (miserabile parodia piccolominiana). Папа умер очень вовремя. Останься он жить, крестоносцы отправились бы на Восток – с ним или без него – и были бы безжалостно раздавлены, не принеся христианскому миру ничего, кроме унижения, а быть может, и бесчестья. Теперь-то венецианцы это поняли. Многолюдные и затяжные, но бесплодные заседания совета, бесконечные проволочки, благочестивые устремления и заявления о намерениях, не поддержанные никакой реальной подготовкой, и нескончаемые проповеди папского легата кардинала Виссариона – все это нисколько не помогало пресечь турецкую экспансию. Чтобы остановить Мехмеда II Завоевателя, требовался не крестовый поход, а серьезная, тщательно подготовленная военная кампания, которая потребовала бы от всех участников полного напряжения сил – и не имела бы никакого отношения к религии.

К сожалению, и такая война, в которую Венеция в союзе с Венгрией вступила в 1462 г., после того как турки без предупреждения захватили Аргос, не принесла сколько-нибудь заметных успехов. Гигантская оборонительная стена (шесть миль длиной, двенадцать футов высотой, с двойным рвом и 136 башнями), тянувшаяся поперек Коринфского перешейка, была сметена противником, хотя несколькими месяцами ранее, осенью того же года, венецианский генерал-капитан Альвизе Лоредано поставил на ее защиту тридцать тысяч человек. Впрочем, последующие несколько лет обошлись без серьезных потрясений; преемники Лоредано – Орсато Джустиниани, Джакомо Лоредано и Веттор Капелло – и командующий сухопутными войсками Сигизмондо Малатеста да Римини смогли даже захватить несколько островков, прибрежных территорий и горных крепостей, но все эти завоевания оказались временными, не считая присоединения Мальвазии (Монемвасии), которая перешла под покровительство Венеции после бегства местного деспота Фомы Палеолога и впоследствии стала важной военно-морской базой республики. История этих лет – печальная повесть о недостатке координации между союзниками, о зависти между командирами, о не полученных вовремя приказах и упущенных возможностях, о