Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уллиано многозначительно спросил, не могло ли получиться, что кто-то из посетителей Кароллы неправильно истолковал какие-то его слова. Каролла замотал головой и от досады стал кусать ногти. Он отчетливо представил себе лицо Луки, зеркальные очки, дурацкую шляпу… Неуверенность Кароллы не укрылась от его адвоката.
– Дело в том, что если в нашем случае закон не будет применен – а вы ведь понимаете, надо учитывать все возможности, – то все, что может сыграть нам на руку…
Каролла грубо перебил его и рявкнул, что этот мост они будут переходить, когда подойдут к нему.
– Закон не позволяет держать меня за решеткой дольше восемнадцати месяцев. Вы это знаете, я это знаю, и точка. Я отсюда выйду, ясно?
Пока Тереза с полной сумкой покупок поднялась на верхний этаж, где находилась ее квартира, она совсем выбилась из сил. Не найдя ключей, она нажала локтем кнопку звонка. Дверь открылась, Роза стояла в прихожей, ее голова была обмотана полотенцем.
– Ты что, не слышала звонка?
– Я мыла голову.
Роза вернулась в ванную, даже не подумав помочь матери занести покупки. Тереза чуть не выронила телеграмму. Бросив пакеты с покупками, она разорвала конверт, пробежала глазами текст и побежала за дочерью.
– Роза, Роза, пришла телеграмма от Грациеллы! Вот, послушай, нам нужно первым рейсом вылетать в Палермо. Наконец-то!
Роза вышла из ванной, и Тереза замерла с открытым ртом.
– Что ты натворила? Господи, что ты сделала с волосами?
Роза попятилась. Она подстригла волосы, причем подстригла неровно, ступеньками, а на макушке – так коротко, что волосы стояли ежиком. Но и это еще не все: она выкрасила их в ярко-оранжевый цвет, во всяком случае, некоторые пряди были именно такого оттенка.
Девушка провела рукой по волосам:
– Я подстриглась.
– Это я и сама вижу. Но почему? Зачем ты это сделала?
– Мама, но это же мои волосы, кому какое дело?
– Не забывай, ты моя дочь! Ты внучка Грациеллы, об этом ты не подумала?
Роза взяла телеграмму. Текст был коротким. «Срочно возвращайтесь в Палермо первым же рейсом. Грациелла Лучано».
Мойра не знала, смеяться или плакать. Она поцеловала телеграмму и пустилась в пляс по комнатам, но дело кончилось тем, что она рухнула на кровать и заплакала от облегчения. Наконец долгие месяцы ожидания остались позади. Как вдова Фредерико Лучано, она скоро получит все, что ей причитается.
По возвращении из Чефалу Софию ждали дома одни неприятности. На нее продолжали напирать работники банка, отчаянно пытающиеся разобраться в ее финансовом положении. София все еще отказывалась признать свое банкротство, снова и снова повторяя, что вопрос с наследством ее мужа до сих пор не решен и должен решиться со дня на день. Она не переставала названивать по домашнему телефону Марио Домино, чтобы узнать у него о дальнейшей судьбе сына, но телефон упорно не отвечал. София звонила и на виллу, однако там либо не брали трубку, либо номер был занят. Преследования со стороны газетчиков стали особенно назойливыми, они готовы были пойти на что угодно, лишь бы взять эксклюзивное интервью у «матери убитых малюток», и Софии пришлось отключить телефон. Шумиха вокруг процесса не утихала, новости из зала суда занимали первые страницы газет, звучали по радио и с экрана телевизора. Казалось, со дня массового убийства мужчин семьи Лучано прошла целая вечность. После смерти молва превратила дона Роберта Лучано в самого знаменитого босса мафии всех времен. Никто больше не вспоминал о том, что он был уважаемым человеком и героем войны. Репортеры день за днем копались в его прошлом, и когда прокурор Джулиано Эммануэль, вызвав страшный шум, предъявил суду отрезанный палец Энтони Робелло, газетчики и вовсе пришли в неистовство. София была на грани нервного срыва. Она решила, что в последний раз попытается дозвониться до Марио Домино или Грациеллы, а если не удастся, то этой же ночью отправится в Палермо.
Как и прежде, на вилле никто не подходил к телефону, в трубке слышались нескончаемые длинные гудки. София уже собиралась повесить трубку, когда Грациелла вдруг ответила. От облегчения София чуть не разрыдалась.
– Ах, мама, я пыталась до вас дозвониться… Мне нужно с вами встретиться…
Грациелла держалась как-то отчужденно. Прервав Софию, она сказала, что ей необходимо срочно прибыть на виллу «Ривера».
– Ты приедешь, София? Это очень важно.
– Да, мама, мне надо с вами поговорить…
– Завтра поговорим. Завтра на вилле соберутся все.
С этими словами Грациелла повесила трубку. Софии ничего не оставалось, как сделать то же самое. Она немного испугалась. То обстоятельство, что ее финансовое положение должно скоро улучшиться, мало ее радовало: она и раньше знала, что должна унаследовать приличное состояние. Ее пугала мысль, что придется рассказать Грациелле о ребенке. Как она отреагирует? София решила немедленно ехать в Палермо и лично встретиться с Марио Домино. Впереди наконец забрезжила перспектива выйти через Домино на след сына, и страх ослабел, ожидание подходило к концу.
Пирелли поселился в арендованной квартире в самом центре Палермо. В просторных комнатах стояла вычурная тяжеловесная мебель, имитирующая стиль барокко. Одно хорошо: полы, выложенные мозаичной плиткой, приятно холодили босые ступни. Пирелли прошелся по кухне, сварил себе кофе, сделал бутерброд, потом, взяв то и другое, перешел в гостиную и устроился за огромным овальным столом.
Кобура у него под мышкой была пуста, пятна от пота, темнеющие на рубашке, раздражали его, и он снял рубашку и швырнул в угол. Мускулистый и крепкий, Пирелли выглядел моложе своего сорока одного года, но сегодня чувствовал себя стариком. Он устал, глаза болели от недосыпания, и тем не менее его переполняла решимость до того, как лечь спать, просмотреть список всех посетителей, навещавших Кароллу за полтора года. Чем быстрее он разберется с делом Палузо, тем скорее вернется в Милан. С тех пор как ему пришлось отменить отпуск, жена с ним почти не разговаривает.
Пирелли устроился за столом между батареей пустых пивных бутылок и переполненной пепельницей. Он принес с собой два экземпляра списка посетителей: оригинал с личными подписями и печатную копию с расшифровкой фамилий. Скоро он узнает, какие фамилии встречаются в списке по нескольку раз.
Лука Каролла окинул взглядом ровные ряды бамбуковых прутиков, обозначающих границы грядок. Работа закончена. Он и сам толком не знал, что надеялся почувствовать по завершении своего труда. Возможно, облегчение, но его надежды не оправдались. Лето почти кончилось, с моря дул холодный ветер, на небе собирались темные тучи. Не за горами зима, которая уничтожит все плоды его трудов.
Лука вернулся в келью и собрал свой небольшой багаж. Подумав, в последнюю минуту добавил к нему монашескую рясу и сандалии. С тревожно бьющимся сердцем, на цыпочках прокрался по темному коридору. Тяжелая дубовая дверь в церковь скрипнула, открываясь, и Лука поморщился: а ну как кто-нибудь услышит? Но тишину, как и темноту, ничто не нарушало. Он поставил сумку на пол и бесшумно двинулся по проходу.