Лейтенант сел на край кресла, ощущая себя так, будто по ошибке вломился вместо трактира в женскую баню. Фредерика же опустилась в кресло напротив, скованно улыбаясь.

— Я так рада, что вы здесь, дон Клаудио, — мягко сказала она. — Эрнесто еще утром уехал в Верону и сильно запаздывает…

Орсо пригубил вино:

— Вы тревожитесь, мона Фредерика? Не стоит. Вероятно, карета просто вязнет на проселочной дороге из-за непогоды.

Девушка вздохнула и усмехнулась, нервно сминая рукав:

— О… нет, я догадывалась, что он задержится, еще когда разразился ливень. Просто я по природе своей наседка.

Лейтенант нерешительно покусал губы и слегка склонился вперед:

— Сударыня, простите мою назойливость, но… вы чего-то боитесь?

Фредерика замялась, а потом безнадежно покачала головой:

— Только не вздумайте смеяться. Я боюсь темноты. И одиночества. Глупо, верно? И еще я боюсь за Эрнесто всегда, когда не вижу его дольше двух часов.

— Вероятно, вам стоило поехать вместе, — улыбнулся Орсо. — Представляю, как вам надоели эти четыре стены. Надеюсь, это не из-за моего намечающегося визита вы обрекли себя на скуку в траттории?

Он поздно сообразил, что открыто напрашивается на любезность, но Фредерика отвела глаза к огню:

— Что вы. Эрнесто убежден, что стоит мне увидеть дождь из окна кареты — и я умру от воспаления легких еще в пути.

Это должно было звучать забавно, но лейтенанту в ее словах отчего-то послышалась горечь.

— Мона Фредерика… Ваш брат что же, держит вас под замком? — ляпнул он, едва ли не до крови запоздало прикусывая язык. Взгляд девушки метнулся обратно.

— Господь с вами, дон Клаудио, — проговорила она, — вовсе нет! Версо не какой-то домашний тиран, просто… понимаете…

Орсо на миг смешался, чувствуя, как вновь всколыхнулась неловкость, но Фредерика продолжила:

— Наверняка мы кажемся вам странными, лейтенант. Видите ли… Всю нашу семью выкосила черная оспа еще четыре года назад. Версо тоже заразился, но ему единственному удалось пережить болезнь. Мы остались одни. Брат определил меня в пансион при монастыре, а сам уехал за границу. Я была совершенно раздавлена смертью родных, а тут и Версо не было рядом. Мне казалось, что он бросил меня и больше не вернется, хотя, прощаясь, брат поклялся, что непременно меня заберет. Он сдержал слово и вернулся за мной. Но с тех пор я безумно боюсь его потерять. И он сам трясется надо мной хуже всякой няньки. У нас обоих больше никого нет.

— Меня сразу поразила ваша близость с братом, мона Фредерика. Но сейчас я понимаю вас намного лучше.

Черные глаза девушки потеплели:

— Во всем нужна мера, дон Клаудио. В этом вся беда. Версо старше меня на одиннадцать лет и все никак не призна́ет, что я уже не дитя. Конечно, он порой перегибает с опекой. Мы мало общались, пока я взрослела. Он по сей день относится ко мне как к чему-то среднему меж крохотной птичкой, пушистым кроликом и младенцем в кружевах. — Не сдержавшись, Орсо расхохотался, а Фредерика добавила: — Но разубеждать его я не берусь.

Все еще улыбаясь, лейтенант отставил пустой бокал:

— Эрнесто совсем не кажется мне самодуром. Уверен, если вы взбунтуетесь, он поймет вас.

Но Фредерика не поддержала шутливого тона, а во взгляде ее появилась тень печали:

— Мне не с руки бунтовать, дон Клаудио. Версо холодно в мире. Он не боец по природе. Он чудесный человек и ласковый брат, совсем не приспособленный для постоянной борьбы с обстоятельствами. Однако со смертью нашей семьи мне досталась лишь скорбь, а ему — еще и ответственность за нас обоих. Наши потери что-то надломили в нем. Он непрестанно чего-то опасается, все время защищает меня непонятно от кого, прячет за дверьми, расспрашивает о каждом моем шаге, не спускает с меня глаз. Я порой чувствую, что он что-то скрывает и нам действительно угрожает какая-то неведомая опасность. Мне стало бы легче, будь брат со мной откровенней. Но я не могу изменить его. Зато могу сделать так, чтоб хотя бы здесь, со мной ему было тепло и бестревожно. Пока ему кажется, что я его прежняя маленькая послушная сестренка, он спокоен за меня. А ради этого мне нетрудно поумерить свои желания. Версо очень любит меня, только и всего. — Она подняла глаза и виновато улыбнулась: — Простите меня, дон Клаудио. Я оказалась не слишком респектабельной хозяйкой. Распустила язык, словно рыночная лоточница, а здесь даже нет Версо, чтоб меня приструнить. Видите ли… я почти никого не вижу, кроме брата. А с ним… порой бывает не слишком просто.

Орсо заколебался, ища какой-то правильный ответ, одновременно желая сказать что-то очень светское и боясь спугнуть это внезапное хрупкое доверие. Но в этот миг дверь распахнулась, и на пороге появился насквозь промокший Эрнесто.

* * *

— Вот так все и началось… — задумчиво проговорил кондотьер, не глядя на Годелота. — Знаю, все это было лишь плодом обстоятельств. Жизнь была на надломе. Я был одинок. А может… Черт его знает, может, и правда случаются те самые встречи, что раз и навсегда.

Он умолк, с болезненной гримасой проводя ладонью по лицу. Что он мог рассказать сидящему у его постели мальчишке о тех бесконечно далеких днях? О том, как во время этого неуклюжего разговора впервые смотрел на Фредерику, не отводя глаз? Как вдруг почувствовал за щитом траурного сукна и сдержанных манер что-то безымянно близкое, давно утраченное им и вдруг вспомнившееся с неистовой и больной силой? Как полночи просидел потом за кружкой дешевого пойла, почти физически ощущая горящий внутри хрупкий огонек, который хотелось машинально прикрыть ладонью от ветра? Как день за днем медленно приоткрывал заслонку души, опасаясь рассыпать тлеющие в ней угли? Как искал общества Фредерики и молчал, не глядя на нее и безмолвно задыхаясь от ее близости?

Да и зачем об этом рассказывать… Еще так много нужно было сказать, пока боль еще глодала спину, напоминая, что он жив. Пока не путались мысли. Пока неизвестно было, надолго ли хватит сил. А далекая осень близ Вероны будто дышала промозглой прохладой в окна, засасывая полковника в трясину прошедших дней.

И мальчишка, хмуро сгорбившийся у его койки, что-то почувствовал. Неловко потянулся за полотном в миске с водой и осторожно приложил лоскут к ноющему лбу кондотьера.

Орсо сдержал вздох удовольствия от холодного прикосновения. Встряхнул головой, смахивая капли, и вдруг криво усмехнулся:

— Вы бывали влюблены, Годелот?

Шотландец невольно улыбнулся:

— Ну… случалось.

— Успешно?

Юноша улыбнулся шире:

— Не слишком.

— Прекрасно, — одобрительно кивнул полковник, — так и нужно. Нужно пройти все мытарства в свой срок.