— Я думала, ты знаешь, что тот Бах, который написал «Чайку», — не композитор, а писатель. А другой Бах, Иоганн…

— Я не идиот, знаю, — прервал меня парень. — Так что там с музыкой?

— Какую люблю? Разную. Мелодичную, красивую, а что?

Он не дождется, что я скажу, будто обожаю альтернативу и группу «На краю»!

— Ничего. Я так и думал, что ты слушаешь всякие мутные звучания.

— Нормальную музыку я слушаю! И вообще куда мы едем? — недоумевала я. Очаровательно, правда? Я еду в машине с полузнакомым отморозком и даже понятия не имею, куда мы направляемся. Может быть, он жуткий маньяк и в его голове зреет мерзкий план расчленения одной милой девушки?

— Далеко, детка. В теплые края, — его ответ совершенно не удовлетворил моего любопытства. Ну и зачем же я с ним куда-то еду? Нормально ли это? А еще больше меня коробит то, что я слабовольная дура. Кей ведь так нравится Нинке! А ей приходится с Келлой общаться… Хотя она с синеволосым барабанщиком встречается только из-за того, что ей очень хочется задобрить тетушку-жабу, а ведь она, моя подруга, могла бы спокойно взять и заняться оккупацией Кея.

— Куда мы все-таки едем? — опять подала я голос. — Может быть, ты отвезешь меня домой?

Вместо ответа светловолосый музыкант только бросил:

— Сейчас будет весело. Потерпи еще минут десять-пятнадцать, пока мы за город не выедем.

— Зачем это? — подозрительно спросила я, оглядывая мелькающие за окнами дома и полуразмытые фигуры людей. Кстати, я заметила, что в выходные дни люди приветливее и чаще улыбаются.

— Увидишь.

— Как это зловеще звучит, — протянула я.

— Не нравится — вылезай, — тут же предложил Кей.

Вот же презренный червяк! Я закусила удила и тут же согласилась сойти, хотя в душе у меня вновь закипело что-то, напоминающее микст обиды, злости и недоумения.

— Останови, — как можно более ровным голосом произнесла я.

— Так прыгай, — и не подумал музыкант затормозить. Напротив — он даже увеличил скорость.

— Дурак ты, Кей. Если я, правда, выпрыгну? — задумчиво посмотрела я на водителя. А он не обращал на меня внимания — его взгляд был устремлен вперед.

Мое воображение тут же нарисовало прекрасную картину: Катя, бросая на красавца последний свой выразительный взгляд, полный тоски, открывает дверь, выбрасывается на дорогу… Кей в ужасе — он тут же останавливает машину, бежит к девушке, распластавшейся на асфальте, дрожащими руками переворачивает ее на спину, а по голове Кати течет тонкими струйками кровь… и вот уже целая багряная лужица на дороге, а мерзкий и очень бледный Кей понимает, что она умирает. Он опускается на колени, серые глаза его блестят от слез, он тормошит Катю, и руки его в крови, и одежда тоже, а она не приходит в себя — кровь уходит и забирает вместе с собой последние капли жизни. И тогда он дико кричит: «Катя, Катя! Нет!!», прижимает бесчувственное тело к себе и… плачет… Ведь она умирает… Вокруг собираются люди, останавливаются машины, где-то вдалеке слышится сирена «скорой помощи», а парень все кричит и молит девушку прийти в себя…

— Ты глухая? — не слишком вежливо осведомился музыкант, раскаивающийся только в моем воображении.

— Что? — очнулась я. — Нет, у меня хороший слух…

— До тебя долго доходит? Хм. Ты похожа на утку в таком случае.

— Почему на утку-то?!

Кей повернулся ко мне и с обворожительно-наглой улыбкой произнес:

— Да уток, милашка, доходит на третьи сутки. Но ты должна гордиться. Ты уточный гений — до тебя, конечно, инфа доходит не так быстро, как до обычного человека, но куда быстрее, чем до птиц.

Я тяжело вздохнула и выдохнула. Почему на Земле появляются такие противные люди?

— Да, Кей, — с достоинством произнесла я, — ты умеешь высмеять человека, гордись. — Ой, зачем я это сказала, ты ведь и так гордый — а теперь загордишься так, что просто держись! До мании величия.

— Эй, у тебя не получаются подколы, — моя речь не произвела должного впечатления на водителя.

Ну и что? Не всем же быть такими мерзкими ехиднами?

— Так ты остановишь?

— Нет.

— Ты, знаешь что…

— Дай мне солнечные очки, — услышала я приказной тон милорда-музыканта.

— Зачем? — до сих пор еще видела я превосходную картину своей гибели и кеевского раскаяния.

— Малыш, — проникновенно произнес Кей бархатным голосом, — очки мне нужны, чтобы они защищали глаза от ярких солнечных лучей. Видишь ли, лучи светят мне прямо в лицо. И мешают вести тачку. А переднее стекло протонировано плохо. Ну, это я так, для справки, тебе говорю. Ты же знаешь, что такое стекло?

— А где твои очки? — почувствовала я себя кем-то средним между уткой и клушей.

— Прямо перед тобой. На панели. Взяла? Надень их на меня.

— Хватит со мной обращаться, как со служанкой, — осторожно взяла я солнцезащитные очки с абсолютно черными стеклами и зачем-то примерила, — сам надень, не маленький.

— Ты хочешь, чтобы я отпустил руль? Эй, сними их немедленно.

Я стянула с носа солнечные очки. Хорошие, стильные, дорогие. Кей, как я погляжу, очень уважает хорошие вещи. Но почему я должна заниматься всякими глупостями? А если он мне прикажет их съесть, я тоже обязана буду незамедлительно подчиниться?

— Одной рукой надень — это не сложно, — задело меня. Что за глупость — люди всегда вполне самостоятельно очки себе на нос цепляют. Если изловчиться, то это даже ногой можно сделать, по-моему. Но наш царственный Кей любит, чтобы за ним ухаживали. Не буду я ему подчиняться — и точка!

Солист группы «На краю» смерил меня тяжелым взглядом, выхватил свои дурацкие очки и отбросил на заднее сиденье, не заботясь о том, что это вещь достаточно хрупкая и может сломаться.

Психопат!

Видел бы мой дядя, какое у солиста небрежное отношение к очкам, он бы ему целую лекцию прочел, наш домашний аккуратист!

Я, естественно, ничего не сказала вслух, только задумчиво покачала головой. Вот же псих. Видели бы его поведение фанаты! Узрели бы они его мордашку с презрительно искривленными губами! Услышали бы только его начальственный тон! Глядишь, и отполовинились бы. Наверное.

Авто лихо повернуло на широкую полупустую трассу, ведущую за город. Иногда я ездила по этой дороге, когда папины друзья, имевшие дачи или дома в коттеджном поселке, звали нас к себе на шашлыки. По этой же дороге нужно было в скором времени ехать и Нинке с ее синеньким, дабы попасть на прием к старушке Эльзе, неизвестно почему воспылавшей страстью к «панковидному» парню.

Мы молчали. Умудряясь одной рукой писать сообщения, а другой держать руль (и это еще он приказывал, чтобы я на него очки надела!), Кей вел свою машину легко и плавно. Странно — вроде бы он едва касается руля, а машина так хорошо слушается, словно ловя малейшие движения его рук. Ну, или ног — я почти не имею никакого представления о том, как нужно водить машину. Не думаю, что вообще когда-нибудь получу права — в этом мы с Нинкой солидарны.