Несмотря на мой жуткий крик, он не обращал на меня внимания. И тогда Палузи шагнул вперед, положил руку ему на плечо и сказал:

– Либертус, брат мой, это же тектоники! Они поднялись из царства мертвых, чтобы истребить нас!

Дружеский жест Бальтазара по крайней мере вывел Либертуса из его странного забытья. Он посмотрел на нас: на Палузи, на Ситир и на меня.

– Я прошу тебя! – взмолился я.

Внезапным молниеносным движением Ситир подхватила статую с каменной плиты, которую держали два человека, и поставила ее к ногам Либертуса:

– Куал погиб, сражаясь с тектониками! Ты думаешь, он бы захотел, чтобы мы стояли тут и смотрели, как легионы чудовищ убивают людей?

Либертус устремил на нее взгляд:

– Ситир, если ты меня любишь, то позволишь мне сделать то, что необходимо, как бы это ни было ужасно.

Она сделала искренний, но двусмысленный шаг: подошла ко мне, одной рукой взяла за руку меня, а другой Либертуса и закричала:

– Конечно, я люблю тебя, Либертус. Но сейчас нам нужно пойти в атаку. Дай приказ наступать!

Нет, он не послушает ни меня, ни мольбу своей любимой Ситир, нашей любимой Ситир. И мы с ней это поняли. И Бальтазар тоже это понял и вдруг изменился в лице. Он вытащил из ножен свой старый нож и хриплым от волнения голосом укорил Либертуса:

– Тектоны убили мою жену и моих детей! Они убили жену и детей моего брата! И пока мы тут стоим, они продолжают убивать людей, а ты говоришь, что мы должны бездействовать! И ради этого мы пришли сюда?

Либертус растерянно заморгал. По-моему, он не ожидал, что эти мужчина и женщина, его самые близкие люди, перестанут ему подчиняться. И тогда он понял, что придется отдать приказ, ибо в противном случае Ситир Тра и Бальтазар Палузи, не посчитавшись с его желаниями, пойдут в атаку против его воли.

Люди, сведущие в политике, всегда следуют этому правилу: не делай ничего, пока обстоятельства тебя к тому не вынудят, но, подчинившись необходимости, говори, что поступаешь по своей воле. Наконец Либертус обратился к Палузи и произнес два слова, разрядивших напряженность:

– Исполни это.

Тебе следует знать, Прозерпина, что выражение «исполни это» имело двойное значение: эту фразу использовали также священники во время религиозных действ, дозволяя принести жертву богам, – слова «исполни это» служили приказом нанести смертельный удар. Лицо Палузи просветлело, он взмахнул длинным ножом и завопил, от восторга не стесняясь в выражениях:

– Вперед! Сейчас мы их трахнем!

Он отбросил нож, словно человек, который отделывается от ненужной вещи, обеими руками поднял статую Куала, выточенную из легкого камня, и завопил, раскачивая ее над головой. Тридцать тысяч свободных воинов Либертуса гигантской волной устремились за статуей, яростно крича. Они спустились по склону, направляя удар прямо в спину тектонам. Возглавлявший их Бальтазар Палузи издал нечленораздельный вопль, а все войско вольноотпущенников ответило воем на его призыв и в едином порыве бросилось на врага.

Меньше всего тектоники ожидали атаки с тыла. Однако решающим моментом, дорогая Прозерпина, было даже не это, а точный расчет Цезаря. Как он и предполагал, к тому времени почти половина тектоников – тысячи и тысячи чудовищ, которые атаковали построение римлян на фланге Помпея, – уже подчинились призыву своей натуры. Impetus. Они побросали оружие и щиты, чтобы кусать и грызть солдат, спасавшихся бегством, – они считали, что победа уже за ними, но вдруг позади себя услышали гневные крики. На это и рассчитывал Цезарь: напасть на чудовищ с тыла, когда Алчность одолеет их, заставит забыть о дисциплине и нарушить строй. То был единственный способ победить врага.

Орда повстанцев обрушилась на спины тектонов. Нападавшие кололи их в шею, вонзали им острия копий между лопаток и буквально перешагивали через чудовищ, которые соображали туго и даже не могли ответить на внезапный удар. Некоторые люди останавливались добить раненых тектоников, но Палузи понимал, что его задача – неутомимо давить арьергард врага, и кричал:

– Не останавливайтесь! Вперед! Вперед!

Он не ошибался. Важнее всего было не ослаблять натиск, и воины Бальтазара в большинстве своем подчинились. Людской поток устремился дальше. Ситир вооружилась римским гладием и зазубренным мечом тектонов; ее руки вращались с такой быстротой, что мне не удавалось за ними уследить. Фигура ахии источала отвагу, как солнце излучает тепло, поэтому многие собрались вокруг нее, и я был среди них и тоже кричал:

– Вперед, вперед! Не останавливайтесь!

С этими криками я толкал солдат вперед, обеими руками нажимая на плечи и спины. Там, где мы оказались, не было ни построений, ни линии фронта, ни шеренг соперников, а только тысячи и тысячи людей, которые били в спины тысяч тектоников. Вокруг кипел бой, лилась красная и темно-синяя кровь. Некоторые вольноотпущенники стихийно строились в некое подобие фаланг и направляли на противника горизонтально расположенные копья, а другие вступали в схватку с тектонами поодиночке: вопли, стычки, удары кулаков, пинки и укусы. И вдруг два человека, бежавшие передо мной, упали как подкошенные, и на их месте возник он – Нестедум.

Ошибки быть не могло. Неизвестно, сколько времени он уже следил за мной. Нестедум собственной персоной со своей паучьей лапой – тот самый тектон, что утащил меня в подземное царство и подверг тысяче изощренных пыток. Тот самый Нестедум с глазами, полными ярости и жажды мести, который поклялся съесть мою плоть и выпить мою кровь. Мы оба помнили все, что случилось в пустыне и в недрах земли, – помнили, каким мучениям подвергли друг друга, какую боль друг другу причинили. Нам уже надоело гоняться друг за другом, особенно ему, который, когда я ускользнул из его владений, гнался за мной до самой вершины Стромболи. Зачем мне терять время, Прозерпина, описывая всю глубину нашей взаимной ненависти? Описать ее словами невозможно. Скажу тебе только одно: ненависть не разобщает, но объединяет ненавидящих сильнее, чем любовь связывает влюбленных.

Я был безоружен, а он бросился ко мне с мечом, тщась перерезать мне горло одним горизонтальным ударом. Я отпрянул, и лезвие просвистело совсем рядом, едва меня не задев. Нестедум хотел было схватить меня другой рукой, на которой извивались длинные и волосатые паучьи лапы. Он был куда более искусным бойцом и гораздо лучше орудовал мечом, поэтому я поступил самым разумным образом: развернулся и побежал, стараясь лавировать между сражающимися. Однако иногда, Прозерпина, самый разумный шаг – не самый честный и своевременный; передо мной возникла фигура Ситир в доспехах из Темного Камня.

– Тебе нельзя бежать, на тебя смотрит все