Ари опустил бретельки ночной сорочки и стал гладить ее грудь.

Внезапно Китти вырвалась из его объятий и соскочила с кровати.

— Нет! — крикнула она.

Ари застыл на месте.

Слезы брызнули из ее глаз. Прижимаясь спиной к стене, она изо всех сил старалась унять дрожь, потом упала в кресло. Прошло несколько минут, прежде чем дрожь улеглась и дыхание снова стало ровным. Ари стоял перед ней.

— Вы меня, наверное, ненавидите, — сказала она.

Он не ответил. На его лице была глубокая обида.

— Ну, Ари, скажите что-нибудь.

Он не ответил.

Китти медленно поднялась и посмотрела ему в глаза.

— Я не хочу этого, Ари. Я не хочу… Боюсь, во всем виновата луна…

— Вот уж не думал, что имею дело со строптивой девственницей, — произнес наконец Ари.

— Ари, пожалуйста…

— Мне некогда предаваться играм и заниматься болтовней. Я не юноша, и вы взрослая женщина.

— Как точно вы это выразили!

Его голос звучал сухо:

— Если не возражаете, я выйду через дверь.

Китти вздрогнула, когда хлопнула дверь. Она долго стояла у окна, выходящего на балкон, и смотрела на озеро. Оно сердито бушевало, и луна исчезла за огромной черной тучей.

Китти не могла понять: почему она оттолкнула Ари? Она никогда еще не испытывала столь сильного чувства к мужчине и никогда не теряла самообладания так, как в этот раз. Она испугалась собственной необузданности и теперь уверяла себя, что Ари Бен Канаан вовсе ее не любит. Она нужна ему только на одну ночь.

Но вскоре ей стало ясно, что она испугалась собственного чувства, своей буйной страсти, из-за которой ей, чего доброго, грозило остаться в Палестине. Такое не должно повториться. Она и Карен немедленно уедут отсюда, и ничто не должно помешать этому. Она поняла, что боится Ари, потому что он может разрушить все ее планы. Стоит ему проявить настойчивость, и она не устоит.

Китти бросилась на кровать и под завывание ветра провалилась в сон. Мысль о его стальной холодности усиливала ее решимость сопротивляться, успокаивала ее и в то же время глубоко огорчала.

К утру озеро успокоилось.

Китти сбросила одеяло, соскочила с кровати и, вспомнив прошедшую ночь, покраснела. Ничего страшного, конечно, не произошло, но все-таки было неловко. Она спровоцировала сцену, которая, наверное, показалась Ари дешевой мелодрамой. Она одна во всем виновата. Но ничего, она переговорит с Ари, и все снова станет на свои места. Китти быстро оделась и спустилась в ресторан.

Она пила кофе, ждала Ари и обдумывала, как лучше начать разговор. Прошло полчаса, а Ари все не появлялся. Выкурив третью сигарету, она подошла к администратору.

— Вы не видели мистера Бен Канаана?

— Мистер Бен Канаан уехал в шесть утра.

— Он не сказал, куда едет?

— Мистер Бен Канаан никогда не говорит этого.

— Может быть, он оставил что-нибудь для меня?

Администратор обернулся. На полке, кроме ключа, ничего не было.

— Понятно… Я вижу… Извините за беспокойство.

Дов Ландау снял номер в полуразрушенной третьеразрядной гостинице на Канатной улице в Старом Иерусалиме. Он явился, как ему велели, в кафе «Саладин» на Наблусской улице неподалеку от Дамасских ворот и оставил там записку со своим адресом для Бар Исраэля.

Потом он заложил золотые вещи, украденные в Ган-Дафне, и принялся изучать Иерусалим. Для бывшей крысы варшавского гетто и опытного воришки этот город был чрезвычайно прост. Не прошло и трех дней, как Дов знал каждую улицу. С его цепкими глазами и ловкими руками в этих торговых кварталах можно было кормиться хоть и не совсем праведно, но вечно. Скрыться в базарной толпе или узких переулках — сущий пустяк.

Большую часть денег Дов потратил на принадлежности для рисования и книги. Прогуливаясь вдоль книжных лавок Яффской улицы, он купил сочинения по искусству, черчению и архитектуре.

Затем он запасся сушеными фруктами и фруктовым соком, закрылся в номере и стал ждать, когда маккавеи установят с ним связь. Он просиживал над книгами до глубокой ночи. Света не было, приходилось жечь свечи. Из окна гостиницы, расположенной как раз посередине между еврейским и мусульманским кварталами, открывался великолепный вид на мечеть Омара и Стену плача, но Дов не замечал этого. Он читал до боли в глазах, затем клал книгу на грудь, глядел в потолок и думал о Карен Клемент. Дов не предполагал, что ему будет так трудно без нее; разлука причиняла ему физические страдания. Он провел с Карен столько времени, что забыл, как обходился без нее. Зато он помнил каждое мгновение, прожитое бок о бок с ней: дни в Караолосе, потом на «Исходе», когда она лежала рядом с ним в трюме. Он вспоминал, как она радовалась и как была прекрасна, когда они приехали в Ган-Дафну. Он вспоминал ее ласковое, выразительное лицо, нежные прикосновения и голос — строгий, когда она сердилась.

Сидя на краю койки, Дов набросал десятки портретов Карен. Он изображал ее во всех возможных видах, но тут же комкал рисунки и швырял на пол, потому что ни один не выражал того, как была она прекрасна в его представлении.

Две недели Дов почти не покидал номер. Когда у него кончились деньги, он отправился в город, чтобы заложить еще несколько колец. Выходя из ломбарда, он заметил человека, прячущегося в тени. Дов опустил руку в карман, взялся за пистолет и пошел мимо, готовый к мгновенному отпору.

— Стоять смирно, не оборачиваться! — раздался голос за спиной.

Дов застыл.

— Ты интересовался Бар Исраэлем. Что тебе надо?

— Сами знаете.

— Как фамилия?

— Ландау. Дов Ландау.

— Откуда приехал?

— Из Ган-Дафны.

— Кто послал?

— Мордехай.

— Как попал в Палестину?

— На «Исходе».

— Иди прямо и не оборачивайся. Когда надо будет, с тобой свяжутся.

После этой встречи Дов потерял покой. Он едва не вернулся в Ган-Дафну: ему не хватало Карен. Он писал ей письма, но комкал их одно за другим. «Надо порвать с ней, порвать окончательно», — снова и снова уговаривал он себя.

Он лежал в номере и читал. Клонило ко сну. Дов встал и зажег новую свечу: из-за кошмаров, которые когда-то мучили его, он не любил просыпаться в темноте.

Вдруг постучали.

Дов вскочил на ноги, схватил пистолет и подошел к двери.

— Это друзья, — услышал он.

Дов сразу узнал голос мужчины, который караулил его тогда на улице. Он открыл дверь. В коридоре никого не было.

— Повернись лицом к стене, — приказал голос откуда-то из темноты.