Эта же мысль была продублирована в передовой статье газеты «Правда», посвященной результатам совещания. В статье говорилось, что основным вопросом оставалось осуществление решений Ялтинской и Потсдамской конференций по германскому вопросу14.

Следующее совещание Совета министров иностранных дел состоялось в Лондоне через полгода, в ноябре-декабре 1947 г., и на нем было продолжено обсуждение условий мирного соглашения с Германией, однако к этому времени ситуация на международной арене значительно ухудшилась. В июле Советский Союз отказался участвовать в осуществлении Плана Маршалла, а в сентябре был учрежден Коминформ и обнародована доктрина двух лагерей, прямо противопоставленная доктрине Трумэна о том, что Америка ведет кампанию в защиту свободы во всем мире. За две недели до отъезда в Лондон Молотов выступил с речью в честь 30-й годовщины Октябрьской революции. В этой речи чувствовалась неприкрытая враждебность по отношению к западным державам. Молотов обвинял Великобританию и США в том, что они пытаются окружить Советский Союз цепью военно-воздушных и морских баз. «Ясно, – говорил Молотов, – что создание военных баз в разных частях света предназначается не для целей обороны, а как подготовка к агрессии»15. В таком же тоне Молотов продолжал высказываться и на лондонской сессии Совета министров иностранных дел. Во вступительном слове он заявил, что перед послевоенными державами стоит выбор между демократическим миром и империалистическим миром16. Неудивительно, что на лондонском совещании министров иностранных дел не было достигнуто никакого консенсуса. Советские предложения по созданию в Германии централизованного правительства были встречены требованиями западных держав о том, что сначала следует согласовать экономические принципы нового режима. Это подразумевало внесение фундаментальных изменений в условия Потсдамского соглашения о репарациях, на что Москва пойти не могла. Совещание окончилось 15 декабря, и о сроках следующей встречи Совета министров иностранных дел ничего сказано не было17. Несмотря на это, Сталин продолжал надеяться на соглашение о единой Германии. Во время встречи с руководителями компартии Восточной Германии в марте 1948 г. Сталин убеждал их подготовить проект конституции Германии и содействовать широкому обсуждению его в Западной Германии. Для Сталина это был и встречный ход в ответ на попытки Великобритании и Америки подкупить население Западной Германии экономической помощью, и подготовительный шаг к объединению Германии: «Все население надо привлечь к обсуждению конституции. Это создаст психологическую основу для осуществления единства Германии»18.

В 1948 г. западные державы начали предпринимать меры, чтобы добиться разделения Германии на Восточную и Западную. 7 июня Великобритания, Франция и США подписали в Лондоне коммюнике, в котором заявляли о своем намерении создать федеральное германское государство, включающее в себя западные зоны оккупации19. Через несколько дней в западных зонах была введена новая валюта; эта инициатива грозила подорвать и без того более слабую валюту, введенную при поддержке Советского Союза в Восточной Германии. Все перечисленные события привели к тому, что в конце июня Советский Союз начал блокаду Западного Берлина. Хотя западные державы назвали это блокадой, на самом деле действия советской стороны заключались в наложении некоторых ограничений на доступ по суше в западную часть Берлина из Западной Германии. Эти санкции не касались поставок в Западный Берлин из советской зоны оккупации – они продолжали непрерывно осуществляться; доступ по воздуху также не был ограничен, в связи с чем и был установлен знаменитый воздушный мост20. Целью давления со стороны Сталина было заставить западные державы отказаться от своего лондонского коммюнике и вернуться к обсуждению в рамках Совета министров иностранных дел. Сталин достаточно откровенно высказал свои цели в двух беседах с послами Великобритании, Америки и Франции в августе 1948 г.21. В январе 1949 г. он во всеуслышание заявил о своей позиции, подтвердив в интервью с западным корреспондентом, что блокада будет снята, если Запад согласится устроить еще одно совещание Совета министров иностранных дел, посвященное германскому вопросу22.

В мае 1949 г. блокада завершилась: было принято решение в конце месяца организовать сессию Совета министров иностранных дел в Париже. На парижской встрече Советский Союз представлял Вышинский, сменивший Молотова на посту министра иностранных дел в марте 1949 г. Вышинский получил инструкции добиться возвращения к условиям Ялтинского и Потсдамского соглашений, в том числе – к четырехстороннему контролю над Германией. Кажется, советская сторона достаточно оптимистично смотрела на возможность достичь в этом успеха, однако 20 июня Совет министров иностранных дел закончил совещание, так и не придя к соглашению23. В сентябре 1949 г. официально сформировалась Федеративная Республика Германия и был созван западногерманский парламент. Сталин отреагировал на это, объявив о создании в восточной части страны Германской Демократической Республики. Для него это было непростым решением, учитывая, как сильно он поддерживал идею единой Германии. Теперь ему предстояло иметь дело с еще более сильным правительством, состоявшим из восточногерманских руководителей коммунистической партии, и проводить нелегкие переговоры о будущем Германии не только со своими бывшими союзниками, но и с правительствами двух Германий.

В конечном итоге блокада Берлина обернулась против самого Сталина. Она позволила антисоветской западной критике представить его как агрессора и не вызвала энтузиазма среди населения Германии, которое СССР и его восточногерманские союзники пытались склонить на свою сторону, говоря, что они выступают за единую Германию. Сталин недооценил как возможности снабжения Западного Берлина по воздуху, так и решимость Запада осуществить свои планы создания западногерманского государства.

В апреле 1949 г. была создана Организация североатлантического альянса (НАТО), и антисоветское объединение западных держав, которого так опасался Сталин, приняло еще более явственные очертания. Когда в январе 1949 г. США объявили о предстоящем образовании НАТО, Москва сделала заявление, в котором говорилось о связи предлагаемого североатлантического пакта с Планом Маршалла и с англо-американскими планами установления своего владычества не только в Европе, но и во всем мире. В марте 1949 г., когда был обнародован текст договора Североатлантического альянса, советское министерство иностранных дел опубликовало еще одно заявление, в котором организация была названа альянсом стран-агрессоров, направленным против СССР и народных демократических государств. Также в заявлении говорилось, что создание НАТО противоречит условиям заключенных в военное время англо-советских и франко-советских соглашений о союзничестве, стороны которых обязывались не вступать в коалиции, направленные друг против друга. В ответ на обвинения в том, что подписанные Советским Союзом пакты о взаимной обороне с Румынией, Венгрией, Болгарией и Финляндией (все пакты были подписаны в 1949 г.) представляли не меньшую опасность для Запада, чем создание НАТО – для Востока, в заявлении говорилось, что эти соглашения прямо направлены против возрождения германской агрессии. В июле 1949 г. Советы выразили сильный протест против вступления Италии в НАТО, заявляя, что итальянцы тем самым нарушают свои обязательства по мирному договору не вступать ни в какие отношения, которые могут представлять угрозу для других участников договора (например, для СССР)24. Несмотря на все эти возражения, Москва не рассматривала НАТО как источник непосредственной военной угрозы. Как Сталин заявлял в середине 1949 г. одному из ведущих представителей коммунистической партии Китая: «Третья мировая война маловероятна – хотя бы потому, что ни у кого нет достаточной силы, чтобы ее начать. Растут революционные силы, народ стал сильнее, чем прежде. Если бы империалисты захотели начать мировую войну, приготовления к ней заняли бы по меньшей мере двадцать лет. Если народы не захотят войны, войны не будет. Как долго будет продолжаться мир, зависит от того, какие усилия мы к этому приложим, и как будут развиваться события… Что нужно сделать, так это сохранять мир как можно дольше. Но можно ли быть уверенными в том, что на сцене не появится безумец?»25