Политическая стратегия Сталина в послевоенной Германии представляла собой вариацию на тему его более общего проекта народной демократической Европы. Он надеялся, что послевоенная Германия превратится в левое демократическое и антифашистское государство, и править им будет коалиция, в состав которой будут входить союзники Сталина – коммунисты. Сталин оптимистично смотрел на перспективу реализации проекта народной демократической Германии, однако не мог гарантировать, что политическая жизнь этой Германии будущего совпадет с его ожиданиями. Вместе с тем, он мог осуществлять контроль в своей зоне Германии: советское оккупационное правительство совместно с коммунистами Восточной Германии придерживалось курса на народную демократию и надеялось после объединения страны распространить эту модель на остальную часть ее территории7. С экономической точки зрения главной целью Сталина в отношении Германии было добиться осуществления решений Ялтинской и Потсдамской конференций. В соответствии с этими решениями Германия должна была выплатить Советскому Союзу репарации в размере 10 млрд долларов – сумму, которая была жизненно необходима России для восстановления после войны.

Политические и экономические амбиции Сталина в отношении Германии и привели к его конфликту с Великобританией и США. Они не приветствовали идею с выплатой репараций – ведь Сталин ожидал, что они будут поступать не только из восточной, но и из западной части Германии. С точки зрения Запада, репарации могли замедлить восстановление экономики Германии, которое считалось важным фактором послевоенного возрождения европейской экономики в целом. Не нравилась англичанам и американцам и перспектива образования единой Германии, которая будет находиться под влиянием просоветских коммунистических сил. Поэтому, в то время как Сталин выступал за объединение Германии (в форме и при условиях, отвечающих интересам СССР), британцы и американцы все более активно высказывались за политический и экономический раздел Германии, а также за сохранение контроля над западной зоной оккупации. Поскольку политика СССР и политика Запада по германскому вопросу расходились все больше и больше, между двумя сторонами начало формироваться недоверие. Недоверие с советской стороны наглядно проявилось в реакции Москвы на предложение Америки о подписании соглашения между Советским Союзом и западными державами о долгосрочном разоружении и демилитаризации Германии. Следовало ожидать, что эта идея понравится Сталину, ведь он неоднократно высказывал убеждение в том, что германская угроза неизбежно возникнет снова. Предложение было впервые высказано Джеймсом Ф. Бирнсом, госсекретарем США, на лондонской сессии Совета министров иностранных дел в сентябре 1945 г. Бирнс еще раз упомянул об этом предложении, когда встретился со Сталиным в декабре 1945 г. На парижской сессии Совета министров иностранных дел в апреле 1946 г. он официально выдвинул проект «Двадцатипятилетнего соглашения о разоружении и демилитаризации Германии»8. По возвращении в Москву Молотов детально обсудил так называемый план Бирнса с представителями советского министерства иностранных дел. Главным мотивом этого обсуждения, подробно воспроизведенного в советской прессе, была мысль о том, что план Бирнса был задуман для предотвращения преждевременного окончания совместной оккупации Германии и должен был заменить собой планы по полной реализации «четырех Д»9. Вернувшись в июле на совещание Совета министров иностранных дел в Париже, Молотов сказал Бирнсу, что предлагаемое соглашение «не отвечает интересам обеспечения мира и безопасности наций» и настаивал на полном осуществлении решений Ялтинской и Потсдамской конференций по германскому вопросу10. Эта реакция привела в ярость Бирнса, который настаивал на том, что его план представляет собой честную попытку разрешить волнующий советскую сторону вопрос послевоенной безопасности. Однако Молотов оставался непреклонен и продолжал придерживаться этой же позиции в ходе последующих обсуждений плана Бирнса.

Помимо обмена мнениями по поводу плана Бирнса, в Совете министров иностранных дел не велось значительных дискуссий по германскому вопросу до московского заседания совета в марте – апреле 1947 г. На московском совещании советская сторона усиленно настаивала на заключении соглашения о создании централизованного германского правительства. О том, что эти официальные требования выражали твердое убеждение советского правительства, свидетельствуют внутренние документы, написанные в рамках подготовки к совещанию, и замечания Сталина во время продолжительной встречи с лидерами немецкой коммунистической партии в январе 1947 г. Сталин сказал им, что достичь соглашения об объединении Германии, вероятно, будет непросто, потому что британцы и американцы предпочитают видеть слабую Германию, страну, которую они смогут подавлять в экономическом плане и не допускать на мировые рынки. С другой стороны, Сталин оптимистически оценивал политические перспективы Германии. В советской зоне оккупации недавно произошло слияние коммунистической и социал-демократической партии в Социалистическую единую партию Германии. Сталин с нетерпением ожидал, когда слияние партий затронет и западную часть Германии и проводил аналогию с партией большевиков в 1917 г., чтобы показать, что партия меньшинства может очень быстро получить большую поддержку и прийти к власти11.

На московском совещании Совета министров иностранных дел в центре дискуссии находился вопрос о репарациях: участники совещания занимались интерпретацией и пересмотром соглашений Ялтинской и Потсдамской конференций по вопросу выплат Германией Советскому Союзу. Естественно, советская сторона старалась занять как можно более жесткую позицию, в то время как западные державы были заинтересованы в том, чтобы из их оккупационных зон были прекращены репарационные поставки. Еще одним важным вопросом было создание централизованного германского правительства. Представители западных держав настаивали на том, что прежде чем говорить о политическом единстве, следовало решить различные экономические вопросы. Они также выступали за наделение германского централизованного правительства ограниченными полномочиями и за делегирование полномочий по принятию решений местным властям. Такая политика вполне соответствовала их цели: по возможности ограничить влияние коммунистов и Советского Союза на большей части Германии. 15 апреля 1947 г. Сталин встретился с Джорджем Маршаллом, сменившим Бирнса на посту госсекретаря США. Глава Советского Союза заявил, что экономическому единству Германии должно предшествовать политическое единство, и объяснил, что хочет объединения Германии, а не создания какого-нибудь федеративного государства: «Союзники не должны допустить ошибки, совершенной Наполеоном, когда он образовал в Германии несколько десятков правительств… результатом расчленения, проведенного Наполеоном, был тот факт, что идея объединения Германии попала в руки германских шовинистов и реваншистов, породила Бисмарка, франко-прусскую войну и т. д.»12

С точки зрения Запада, московская сессия Совета министров иностранных дел была очень проблемной, и недели, проведенные за обсуждением, не принесли никакого результата. Как сказал вскоре после окончания совещания один из советников Маршалла, «было бы ошибкой недооценивать масштаб и значение московской неудачи. По германскому вопросу после окончания совещания его участники были еще дальше друг от друга, чем в Потсдаме»13. С советской точки зрения обсуждение принесло некоторый прогресс. В таком ключе отзывался о совещании заместитель министра иностранных дел Вышинский на пресс-конференции 12 апреля. Выступая с заключительным словом на закрытии сессии 24 апреля, Молотов говорил о большой подготовительной работе, которая была проделана, и о том, что он с нетерпением ждет следующего раунда переговоров.