Полуослепнув от боли, пережитой за последние два дня, Сэйтан смутно и безучастно наблюдал за тем, как к нему приблизилась Геката и принялась медленно, пристально рассматривать. Каждый раз, когда им хотелось поиграть, они с Доротеей прибегали к пытке Кольцом Повиновения, но теперь осторожнее, останавливаясь за миг до того, как измученное тело готово было заставить сознание отключиться. Что для него было еще хуже, они оставили его прикованным к столбу на весь день. Уже ослабленный болью, Сэйтан чувствовал, как полуденное солнце осушает его ментальную силу и больно режет глаза, вызывая такую суровую головную боль, что даже муки, причиняемые Кольцом, не могли сравниться с ней.

Постепенно, медленно боль выпивала все живительные соки, которыми его долгое время наполняли тоники Джанелль, превратив тело в ту же развалину, которой оно было до первой встречи с девочкой. Он вновь стал больше походить на мертвого демона, нежели на живого человека.

Если бы можно было провести быстрый переход от пограничного состояния, свойственного Хранителю, в мертвого демона, он бы всерьез задумался об этом — подобную метаморфозу в свое время претерпели Андульвар и Протвар, погибшие на поле боя много долгих веков назад. Они так глубоко погрузились в ярость боя, напоенные ее силой, что даже не осознали: удары оказались смертельными. Если бы ему удалось поступить так же, он сделал бы это. Было бы очень легко перекусить вену и истечь кровью, в такой смерти меньше всего боли. Однако Сэйтан знал, что окажется слишком уязвимым, а без свежей крови солнечный свет ослабит его до такой степени, что, когда Джанелль наконец придет, он окажется досадной помехой, а не полезным соратником.

Когда Джанелль наконец придет. Если Джанелль придет. Она давно уже должна была отреагировать на «подарок», должна была быть здесь, если вообще решила пойти на это.

— Полагаю, пришло время отправить Джанелль еще один маленький подарочек, — произнесла Геката. Ее визгливый девичий голос теперь приглушался переплавленной челюстью. — Может, еще один палец? — Она говорила тем тоном, который обычно использует женщина, решающая, в какой последовательности подавать блюда за столом. — Или же в этот раз палец с ноги… Нет, слишком незначительно. Глаз? Это отвратительно. Мы же не хотим, чтобы девочка начала думать, что ты слишком уродлив, и передумала тебя спасать. — Ее взгляд опустился к паху — и Геката улыбнулась. — Теперь там только никуда не годное мясо, но на это он еще сгодится.

Сэйтан никак не отреагировал на это. Не позволил себе. Сейчас его мужской орган, действительно стал обычным куском мяса. Последняя часть тела, обретшая новую жизнь, умерла первой. Он не будет реагировать. И не будет думать о Сильвии. Не сейчас. Никогда.

Глядя в золотистые безжизненные глаза, Геката шагнула ближе и еще ближе. Одной рукой она начала ласкать его, поглаживать, а затем сомкнула пальцы, оттягивая мягкую плоть, чтобы нанести удар ножом.

Разгневанный вопль разорвал ночную тишину, заставив умолкнуть тихий шепот природы.

Геката отскочила от Повелителя и повернулась на звук.

Сюрреаль влетела в лагерь с такой скоростью, словно ее подбросила огромная рука. Она приземлилась на ноги, однако не сумела затормозить и упала, перекувыркнувшись, а затем с трудом поднялась на колени, глядя во тьму, царившую позади освещенной и огороженной территории.

— АХ ТЫ, ХЛАДНОКРОВНЫЙ, БЕССЕРДЕЧНЫЙ УБЛЮДОК! — заорала Сюрреаль. — БЕСХРЕБЕТНЫЙ СЫН БЛУДЛИВОЙ СУКИ!

Доротея выскочила из своей хижины с воплями:

— Стража! Стража!!!

Охранники бросились к центру с трех сторон лагеря. Но из тьмы не вышел никто.

— СТРАЖА! — снова завопила Доротея.

Из глубины чернильной тьмы раздался глубокий, низкий голос, в котором вибрировало веселье:

— Боюсь, они тебе не ответят, дорогая. Они отстранены от службы. Перманентно.

Деймон Сади вышел из темноты, замерев на границе света. Его черные волосы растрепались на ветру, руки небрежно засунуты в карманы брюк. Черный пиджак распахнут, открывая белоснежную шелковую рубашку, застегнутую лишь наполовину. Черный Камень на шее матово поблескивал, переливаясь силой. Золотистые глаза тоже сверкали.

Заметив этот странный блеск в глазах Деймона, Сэйтан вздрогнул. Что-то здесь не так. Совсем не так.

Геката полуобернулась, небрежно упирая кончик ножа в живот Сэйтана.

— Еще один шаг — и я прирежу его. А потом прикончу и эйрианца.

— Валяй, — любезно разрешил Деймон, входя в лагерь. — Тем самым ты избавишь меня от кучи неудобств, связанных с организацией парочки тщательно рассчитанных несчастных случаев, что мне пришлось бы сделать в любом случае, поскольку Советник и Первый Эскорт стали… доставлять слишком много неприятностей. Итак, ты убьешь их, я отомщу, уничтожив тебя, а потом вернусь в Кэйлеер, чтобы утешить скорбящую Королеву. Да, это сработает. Просто прекрасно. Вся вина будет возложена на тебя, и Джанелль никогда не посмотрит на меня, гадая, почему я — единственный мужчина, от которого она теперь полностью зависит.

— Ты забыл о Капитане Стражи, — опасливо напомнила Геката.

Деймон коварно улыбнулся:

— Отнюдь. К тому же я не забыл еще и о Протваре и Мефисе. Они больше не доставят никаких неудобств.

На мгновение Сэйтану показалось, что Геката все-таки зарезала его. Пусть рана была не физической, но от боли пострадало и тело.

— Нет, — произнес он, не веря собственным ушам. — Ты не мог этого сделать.

— Разве? — рассмеялся Деймон. — Тогда где же они, старик?

Сэйтан не смог ответить на этот вопрос, поскольку и сам не раз задавался им. Однако он упрямо продолжил отрицать.

— Ты не мог этого сделать. Они — твоя семья.

— Моя семья, — задумчиво произнес Деймон. — Как удобно для них решить стать моей «семьей» после того, как я получил титул Консорта сильнейшей Королевы за всю историю Крови.

— Это неправда! — возразил Сэйтан, подаваясь вперед, невзирая на нож, который Геката и не подумала убрать.

Он, наверное, спятил, если взялся спорить на эту тему, однако все инстинкты кричали в голос, что это необходимо сделать сейчас же, что потом не будет возможности убрать это странное выражение из глаз Деймона.

— Разве? — горько повторил тот. — Тогда где они были семнадцать веков назад, когда я был ребенком? Где был ты сам? Где вы все были на протяжении всех этих лет? Не смейте говорить со мной о семье, Повелитель.

Сэйтан обессиленно прислонился к столбу. Мать-Ночь, все сомнения, которые зрели у него относительно преданности Деймона, оказались правдивыми!

— Как трогательно, — фыркнула Геката. — Ты ожидаешь, что мы поверим в это? Ты же сын своего отца.

Золотистые глаза Деймона замерли на Гекате.

— Полагаю, было бы правильнее сказать, что я — мужчина, которым мог бы быть мой отец, если бы у него действительно были яйца.