Со стороны входных дверей послышались быстрые шаги. Чуть погодя с Ноктемом поравнялся капитан Ареталь, народный герой Одельтера и будущий генерал: после осады ни для кого не было секретом, что Дуакрон пожалует ему этот чин. Вытянув по струнке свое уставшее тело и отдав честь, капитан произнес приятным, низким баритоном:

– Ваше… Величество, разрешите доложить.

– Разрешаю, – не отрываясь от созерцания, дозволил Ноктем.

– Город взят, – сверкнул пронзительными зелеными глазами Ареталь. – Сейчас наши войска опустошают его. Король, его жена и дети заточены в казематы и содержатся под надзором пятидесяти лучших воинов.

– Скажи солдатам, что у них есть час, по истечении которого бесчинства должны быть остановлены, – распорядился Дуакрон. – Иначе мы останемся без города, который так тяжело взяли. И через час же приведите Короля вместе с семьей на площадь. Суда не будет.

Закончив, Ноктем махнул рукой, веля капитану и остальным удалиться. Ареталь почтительно поклонился (чуть ниже, чем того требовали приличия) и попятился. За ним удалились и остальные; двое солдат Дуакрона закрыли дверь и встали подле нее с наружной стороны.

Новый король, должно быть, решил наконец вознести молитвы Всеведущим. Но тишина в Тронном зале оказалась недолгой.

Из правого верхнего угла вдруг донесся звук разрываемой плоти, а затем – глухой удар тела о мраморную плитку пола. Ноктем инстинктивно повернул голову – и увидел то, что осталось от скрывавшегося на верхнем ярусе убийцы. Сомнений не было: Тиран нанял его на случай капитуляции города, и этот человек, сидевший всю осаду под крышей Веарно, только что спустился, дабы выполнить свое предназначение.

Но теперь наемник был мертв, и в почерке его убийства угадывалась прекрасная работа Меральмиры. На памяти Дуакрона только она могла, проникнув внутрь другого тела, разорвать его изнутри.

Почти в этот же момент уха Ноктема коснулось ласковое женское дыхание… и нежный голос тихо прошептал: «Теперь последний».

Дуакрон ухмыльнулся и попытался поймать в объятия материализовавшуюся близ него чародейку. Попытался, но не успел – она растворилась в воздухе и возникла неподалеку от трона, залилась звонким смехом и силой мысли подожгла свечи в расставленных в ряд торшерах[89].

Ноктем медленно и покорно двинулся в сторону престола; женский смех доносился то с одной, то с другой стороны зала. Когда Повстанец опустился на трон, невысокая женщина, вся перепачканная в крови, села у ног Дуакрона и принялась расстегивать его покореженный доспех.

«Самая воинственная из всех женщин», – признал недавний Повстанец.

– Ноктем Дуакрон, новый Властитель Одельтера… – сладко промурлыкала женщина. – Боги одобряют тебя, как никого из твоих предшественников.

– Мы никогда не победили бы без твоей помощи, Меральмира. Я хочу поблагодарить тебя… Какой титул ты бы хотела носить?

– Мне не нужны подачки. Награды – они для тебя…

Могущественная, красивая чародейка сидела перед новым королем. Сидела на коленях, но никогда не подчинялась его приказам. Удивительно, подумал Дуакрон, как столько своеволия умещалось в таком маленьком, стройном теле, в этих темных карих глазах…

«Самая красивая из всех», – подумал Ноктем.

– Тогда что тебе нужно? – спросил он.

Меральмира не ответила. Она взяла руку нового Правителя и положила на свое бедро – и разгоряченная победой ладонь сразу почувствовала благородный холод металла.

«Корона, – пронеслось в мыслях Ноктема голосом чародейки, – и скоро она будет твоя. Совсем скоро».

«Самая ловкая из всех», – улыбнулся новый Правитель.

Части помятого доспеха – нагрудник, налокотник, наплечник, наручи, латная юбка, набедренники, наколенники, наголенники… – теперь, отстегиваясь будто по собственному желанию, по очереди падали на пол.

Чародейка же поднялась и, отступая, потянула Ноктема за собой. Рукой она опрокинула один из подсвечников, и огонь быстро растянулся по ведущей к престолу ковровой дорожке. Вскоре своды зала были окурены тонким запахом дыма.

«Самая желанная из всех».

Корона, прикрепленная прежде к поясу чародейки, сорвалась с крючка и покатилась по полу.

…Вдвоем они расположились на троне, наслаждаясь особенной, тягучей безмятежностью. Новый король, невысокий, светловолосый, с грустными голубыми глазами, и маленькая белокожая чародейка. В тот момент Ноктем получил безграничную власть над Империей, а Меральмира – над ним. Он любил ее безумно; любовь крепнет среди препятствий, а сегодня они вместе преодолели одно из главных препятствий в своей жизни.

Король-Повстанец был одним из множества ее любовников, но свою безграничную любовь она подарит не ему. Она посвятит себя другому – тому, которого создаст сама. Но сегодня она была с Ноктемом.

Всю монаршую семью Гизо казнили этим же вечером.

К тому времени Главная площадь Этидо была насильно и до отказа заполнена людьми – жалкими и трясущимися от страха больше, чем от майского холода. Ближе всего к помосту располагалась аристократия; за ее спинами на почтительном отдалении сгрудились горожане. Огромная толпа молчала: порядок поддерживался охраной, которая угощала плетьми каждого, кто пытался заговорить. Где-то вдалеке еле слышно всхлипывала женщина; она прижимала к себе тело забитого до смерти ребенка. Другой горожанин придерживал дрожащей рукою вытекший глаз. Стражники Повстанца, на совести которых были эти несчастья, сейчас переглядывались и посмеивались. Похоже, они были довольны тем, что содеяли.

Главное действо разворачивалось на помосте.

Ноктем Дуакрон, разодетый в парадный сине-золотой котарди, с накинутым поверх меховым пелиссоном, отдавал приказы. Меральмира, облаченная теперь в темно-синее блио и белый эннен, сама держала старого короля и его жену за волосы. Чтобы те смотрели на смерть своих детей. В сумерках, понемногу застилавших город, карие глаза чародейки выглядели еще больше. Их животный блеск извивался змеей.

Детей было шестеро: четыре мальчика и две девочки. Щуплых и раздетых до рубашек, их по одному подводили к плахе.

– Не бойтесь! – кричал король Маркеллин всякий раз, когда палач заносил топор над очередным его ребенком. – Смотрите на меня, дети! Не бойтесь! Сегодня мы встретимся с вами на Небесах!