— Ну, не ветер же, — отозвался Акмед. — Разве ты сам не заметил, что даже ветер не говорит нам о ее присутствии? Я не чувствую биения ее сердца. Надеюсь, я ошибаюсь, но ты должен быть готов к любой возможности: к тому, что она мертва, что он убил ее, изнасиловал, выбросил в море или забрал с собой. Дай дорогу ненависти, гнездящейся в твоей груди. Она поможет тебе сосредоточиться на том, что необходимо сделать — найти ф'дора.

— Прекрати, — простонал Эши, лицо которого исказилось — он пытался удержать рвущегося наружу дракона. — Не говори мне таких вещей — пока. Мне не нужно объяснять, что я должен ненавидеть это чудовище. Я готов охотиться за демоном, рвать его на части до тех пор, пока от него не останется лишь тень. Ты провоцируешь запертые во мне силы, которые мне с таким трудом удается сдерживать. Не нужно растравлять мою ненависть ради своих целей. Пытаешься ли ты помочь мне или мучаешь за то, что я не уберег Рапсодию, — в любом случае ты ступаешь на тонкий лед.

С губ Акмеда готова была сорваться сердитая отповедь, но он заставил себя сдержаться и лишь с шумом выдохнул воздух.

Возле их костра бессмысленно слонялся старик в жалких лохмотьях и длинной щепкой рисовал непонятные фигуры на влажном песке, который отлетал из-под нее прямо в костер, отчего огонь яростно шипел и собирался погаснуть.

— Отойди, — раздраженно прорычал король болгов, но оборванец игнорировал его, продолжая лениво рисовать на песке какие-то линии.

Акмед обошел костер и встал перед дряхлым любителем рисования.

— Эй! — позвал Акмед. — Если хочешь погреться у костра, сиди спокойно, а иначе уходи.

Человек повернулся на его голос. Акмед увидел, что оба глаза старика затянула пленка катаракты. Его зрачки, кожа и длинные нечесаные волосы были цвета плавника. Только теперь король болгов сообразил, что все это время старик спал возле воды, а они приняли его за выброшенное морем бревно.

Казалось, оборванцу потребовалось некоторое время, чтобы понять слова Акмеда, а поняв, он повернулся и решительно зашагал в сторону моря.

— Что ты ему сказал? — не веря своим глазам, спросил Эши, глядя, как худые ноги старика скрываются в воде.

Уже одно то, что мощные волны прибоя не сбивали старика с ног, показалось Эши чудом.

— Стой, иди сюда! — закричал Акмед.

Однако старик его явно не слышал, продолжая медленно заходить все дальше в море.

— Выйди из воды, старый глупец, — рявкнул Акмед. — Я и пальцем не пошевелю, если волна утащит тебя на глубину.

Старик заговорил, и порыв ветра донес его голос.

— Я вас не знаю, проговорил он. — Уходите.

— Выйди из воды.

Вместо ответа старик присел на корточки и медленно повернулся к ним. Его лицо исказила гримаса. Возможно, он улыбался? Потом он встал и вновь двинулся на глубину.

Он успел зайти в воду по икры, когда Акмед, не выдержав, подбежал к нему и схватил за руку:

— Куда ты идешь? Ты что, глухой?

Голова старца дернулась, он перевел взгляд на пальцы Акмеда, лежащие на его руке, и одновременно сделал еще один шаг. Теперь вода доходила ему до колен. Акмед схватил его двумя руками за плечи и рывком развернул к себе.

— Не делай ему больно, — попросил Эши, глядя, как ноги старика скребут по песку.

У Акмеда даже не было уверенности, видит ли старик хоть что-нибудь. Пока дракианин пытался придумать какие-нибудь успокаивающие слова, ему показалось, будто в затуманенных глазах старика промелькнуло осмысленное выражение.

Неожиданно у Акмеда подкосились ноги. То ли его сбила волна, то ли нога попала в яму, но он едва успел вдохнуть воздух, прежде чем его тело погрузилось в воду.

Ненависть к воде заглушила все остальные чувства. Акмед попытался оттолкнуться локтями от каменистого дна, но почувствовал, как колени старика прижали его предплечья, и тут сообразил, что оказался под водой совсем не случайно.

Его хотели утопить.

Акмед старался сохранять спокойствие и побороть охватившую его панику, он сделал еще одну попытку освободиться из рук старика, продолжавшего держать его под водой, но с тем же успехом он мог сдвинуть с места сам океан.

Услышав всплеск, Эши поднял голову — Акмед исчез.

Старик опустился на колени, его лицо оставалось совершенно спокойным. Эши пришлось зайти на несколько шагов в полосу прибоя, и только после этого он увидел дергающиеся под водой ноги Акмеда. Оставшееся расстояние он пробежал, на ходу вытаскивая Кирсдарк. Через мгновение острие меча было направлено в ухо старика.

— Отпусти его, — приказал Эши.

Противник, встретившийся взглядом с глазами, имевшими вертикальный разрез зрачка, которые взирали на него вдоль голубого струящегося клинка, всякий раз хотя бы на мгновение застывал на месте или вовсе прекращал сопротивление. Однако старик, подобно Энтаденину, взметнувшемуся ввысь в день пробуждения, вскинул руку, схватил Эши за запястье, а другой вырвал меч. Все произошло так быстро, что Эши и глазом не успел моргнуть, как Кирсдарк оказался зажат в костлявой руке старика.

Теперь его острие было направлено на горло Эши. Безмолвно выругавшись, он схватил Акмеда за куртку и потащил его на берег.

Акмед, лежавший на дне с закрытыми глазами, ощутил приближающиеся шаги своего товарища. Поняв, что не сумеет высвободиться сам, он заставил себя успокоиться в ожидании момента, когда появится Эши. Перестав сопротивляться, в наступившей обволакивающей тишине Акмед среди ритмичного рокота волн вдруг ощутил мощное биение сердца, которого не слышал с того момента, как покинул Серендаир.

Это билось сердце Маквита.

Источник находился прямо над ним — древний герой, удерживавший его под водой.

Акмед едва сдержал крик и прислушался еще внимательнее: он понял, что Маквит узнал в нем Брата, наемного убийцу из старого мира. Вот почему он пытался его утопить.

И еще неумолчный прибой принес Акмеду далекое и слабое биение, которое показалось ему знакомым. Но прежде чем он успел настроиться на него, Эши вытащил его на поверхность.

Несколько мгновений на пляже царила напряженная тишина, лишь волны продолжали штурмовать прибрежные скалы и с мокрой одежды стекала вода. Акмед с остервенением отплевывался, а Эши наблюдал за превращением — ему помогло восприятие дракона. Стоящий перед ними человек с водяным мечом в руках вдруг начал меняться, как сухая губка или засохшее растение, получившее наконец долгожданную влагу.

По мере того как жизнь и сила возвращались к Маквиту, меняя цвет серой кожи и очищая затуманенные глаза, к нему вернулся и прежний голос. Древний воин словно обретал плоть, которой еще недавно был лишен.

— Где ты взял меч моего сына? — прокатился над водой могучий голос. Голубой клинок испускал яростное сияние. — Если ты произнесешь больше пяти слов, то умрешь.