– Тсс, – прошипела София.

Она подняла руку, приказывая всем остановиться, и осторожно подошла к последнему зданию в переулке. Выглянув, с облегчением узнала рыночную площадь. По ту сторону, напротив выхода из переулка, шла узкая улочка. София почти привела их к Святой Марии; до убежища, о котором она молилась, было не больше двух сотен шагов.

София колебалась. Здесь, в тени здания, их не видно. Крики и грохот, кажется, немного отдалились. Лавки и дома, выходящие на форум, выглядели так, будто их уже разграбили – двери выбиты, ставни сорваны. На земле лежали три тела. Живыми были только дикие кошки и несколько собак, которые принюхивались и лакали из кровавых луж, да еще вороны, слетевшиеся на пиршество, – клевали, отрывали. Пара больших черных птиц притихла, не ссорилась. Да и к чему, когда весь город лежит перед ними накрытым столом?

Она вздрогнула. Им нужно пересечь открытое пространство, и прямо сейчас ничуть не хуже любого другого времени. София обернулась. Ее подопечные уставились на нее огромными черными глазами.

– Мы уже близко, – сказала она. – Похоже, опасности здесь нет. Идем быстро, когда я скажу, и ни для чего не останавливаемся. Пошли!

София снова выглянула, подняла руку. Ничто не двигалось, кроме животных. Она опустила руку.

Они были на середине площади, на полпути к безопасности, когда проходили мимо мутноглазого пса, рвущего труп. Должно быть, пес был глух или слишком занят своей добычей, но он заметил их, только когда они подошли вплотную. Пес отскочил, прижал разорванные уши, оскалился, зарычал. У Такоса была палка; сейчас он замахнулся ей, крикнул. Но для этого ему пришлось выпустить кота, которого он нес под дублетом. Тот соскочил на землю, пес увидел его, зарычал, бросился. Кот в панике выгнул спину и стремглав помчался прочь.

– Кот! Кот! – взвизгнула Минерва, выдернула руку у Афины и побежала за ним.

– Минерва! Стой! – крикнула София.

Она уже шагнула за дочерью, но крик сына заставил ее обернуться. Пес напал, вцепился зубами в левый сапог Такоса. Мальчик бил его палкой, но тот не отпускал, тянул, пока Такос не покачнулся и упал.

– Беги за ней! – закричала София Афине, потом развернулась и сильно пнула собаку в бок; та взвизгнула и, хромая, отбежала в сторону.

Такос поднялся.

– Все хорошо, – сказал он, стирая с плаща грязь.

София обернулась. Афина почти догнала Минерву, но девочка металась среди опрокинутых рыночных лотков, искала.

– Идем! – позвала ее мать. – Идем скорее.

И тут с улицы между ними вышла группа солдат. Они были заняты своей ношей – обитыми железом ящиками. Потом ящики полетели на мостовую. Один из солдат поднял взгляд… и посмотрел прямо на Софию.

– Вон та, – заорал он, – это моя! – Он указал на нее. – Стой на месте, греческая шлюха!

Трое мужчин направились к ней. За их спинами Афина, никем не замеченная, догнала Минерву, все еще тянущуюся к коту. Зажав девочке рот рукой, служанка начала тихо отступать в переулок.

Мария защитит их, подумала София, пока мужчины приближались. Сорок шагов, смеются на ходу. Странно, но она была спокойна. Она думала только о дочери. Может, если она достаточно отвлечет этих мужчин, Минерва спасется…

Но София забыла о сыне. И вспомнила, только когда услышала знакомый звук. Гудение, будто рядом улей. Она обернулась.

Над головой Такоса крутилась праща, на лице – страх и решимость.

Солдаты остановились. Один крикнул:

– Положи эту штуку, мальчик!

– Такос, не надо! – взмолилась София.

Он был юн, он выживет; рабом, возможно, но в жизни есть надежда. Если же он станет сопротивляться, то умрет.

– Да! – ответил Такос, мальчишеский голос стал еще тоньше. – Беги, мать! Беги!

Теперь у нее не было выбора – и был шанс. Нырнув под вращающуюся веревку, София бросилась к переулку, ведущему в убежище. Она видела, как солдаты, крича, двинулись вперед, как ее сын выбрасывает вперед завязанный конец веревки, именно так, как учил его Григорий. Видела, как у одного из солдат подломились ноги, руки дернулись к лицу. Потом услышала, что ее сын побежал, и сама ринулась по переулку, с солдатами за спиной. Только Такос удерживал ее от того, чтобы вернуться за дочерью. Но Афина бывала в церкви Святой Марии не реже своей хозяйки. Если святая благословит, они все еще могут оказаться там, в безопасности.

Такос споткнулся. София схватила его за руку, дернула вверх и за собой. Крики за спиной удвоились.

* * *

– Давай, великан. Если хочешь свою долю, делай свою долю работы.

Фарук снова ткнул его своим бастинадо. Ахмед, скривившись, посмотрел вниз, на труды своих товарищей. Когда они добрались сюда, церковь уже была наполовину ободрана. Но первые грабители увлеклись легкой добычей и, по словам Фарука, опытного в таких делах, многое пропустили. Он возглавил поиски – и быстро отыскал склад икон, которые христиане спрятали в нишу за слоем свежей штукатурки. Его не обманули пыль и краска, которыми они пытались замаскировать свежую работу. Фарук пользовался не единственным глазом, а своим единственным ухом.

– Здесь, – сказал он, когда, простукивая стену, услышал глухой звук.

Его отряд взломал тайник, вытащил рисунки в рамах, ящички, инкрустированные драгоценными камнями. Сейчас полдюжины людей сидели на полу, выковыривая все, что сверкало. Со святых сдирали серебряные доспехи, с Богоматери – ожерелья.

Но Ахмед не мог долго смотреть вниз. Только вверх, на чудеса над головой. Он знал, что это место неверных, что они поклоняются ложному Богу, что святых людей и ангелов рисовать нельзя. Однако он вглядывался в нарисованные глаза на стенах, на потолке, в гнутые арки и ребристые портики, и у него перехватывало дыхание. В его деревне мечеть была самым большим зданием – и могла пять раз поместиться там, где он сейчас стоял. У нее был только один этаж, а это здание… простиралось в бесконечность. По крайней мере в темное небо, где мерцали золоченые звезды.

И хотя он знал, что Его тут быть не может, но ведь Аллах есть всюду, особенно в местах красоты. Наверное, даже здесь, в этом святом месте неверных.

– Гульябани! – обозвал его Фарук именем чудовища. – Нам нужна твоя сила. Сломай эту…

Он умолк. Мунсиф, еще один солдат из их отряда, только что вошел в сломанную дверь. В каждой руке он держал по человеку – женщину, которая извивалась и стонала, и девочку, не старше пяти, которая смотрела на них огромными испуганными глазами.

– Это что? – спросил Фарук.

Вся работа остановилась, мужчины поднимали взгляды.

– Нашел их снаружи. – Мунсиф толкнул обеих вперед, они упали на колени. – Подумал, можно будет с ними развлечься… Ну, хотя бы с этой.

Он пнул женщину, та заскулила.

– Развлечься? – рассмеялся Фарук. – Клянусь бородой Пророка, неужели вам еще мало? С тех пор как мы прорвались в город, каждый из нас поимел пятерых таких. Ну, кроме этого великана – должно быть, бережет себя для любимых коз… – Он потер ухо. – Дураки, тут можно набрать золота. Потом вы сможете купить на него пятерых прекрасных рабов и трахать их каждую ночь до самого Рамазана.