Кто-то звал ее. Она попыталась сморгнуть кровь. Голос – его голос, она узнала – приглушал красный туман. Лейла не понимала, жива ли. Она ударилась о землю с такой силой, что вполне могла разбить голову.

Металл на мостовой. Григорий поднял взгляд и увидел желтые тюрбаны, людей в доспехах, которые бежали через полгорода, и сейчас из последних сил пытались преодолеть крутой подъем. Сзади доносились призывы тех, кого он любил. Засунув кинжал в ножны, Григорий наклонился, схватил Лейлу за обе руки и закинул ее себе на плечи. А потом развернулся и, пошатываясь, побежал с холма вниз.

Константинополь

29 мая 1453 года, полдень

Мехмед склонился и коснулся лбом ковра. «Слава моему Богу, высочайшему, – произнес он про себя. – Велик Аллах». Султан еще мгновение прижимал голову, понимая, что, когда снова поднимет ее, молитва будет почти закончена – и с ней закончится его одиночество. Есть много дел, и он с возбуждением ждал их: отдавать приказы, вновь подчинять людей своей воле… Но в это мгновение, когда его кожа касалась измирских узоров, был только он и Бог, коему обязано все сущее.

Мехмед произнес короткую молитву всех мусульман, прося прощения за свои грехи. Наконец поднял голову, посмотрел налево и направо, заключил все салямом.

– Да будет с тобой мир, – тихо сказал он, – и милость Аллаха. – Потом посмотрел на вход в шатер и громко и отчетливо произнес: – Позовите их.

Вход подняли, вошли люди, опустились на колени, поклонились. Его люди.

– Ну, – сказал султан, улыбаясь Хамзе и Заганосу, взмахом руки разрешая им встать, – все ли готово?

– Все, великолепный, – ответил Заганос, указывая наружу. – Шакалы собрались у задницы вашего коня, смотрят, кто будет достаточно близко, чтобы ее вылизать.

Мехмед рассмеялся.

– И Кандарли Халиль ближе всех, не сомневаюсь. Теперь, когда я победил, он будет претендовать на мою победу и притворяться, что все эти месяцы мне мешал кто-то другой… – Он покачал головой. – Что ж, мой великий визирь должен занять свое место и ехать в этот день рядом со мной. Но скоро он почувствует ласку шелковой тетивы. И тогда вы, мои истинно верные, станете еще ближе.

Оба мужчины поклонились, и султан продолжил:

– Какие новости с воды, капудан-паша?

Хамза изучал Мехмеда. Он видел, как молодой мужчина менялся в течение всей осады. Как он рос. Сейчас Хамза увидел другую перемену: зрелость, уверенность. Спокойствие там, где прежде обычно было пламя. Возможно, так и случается, подумал он, когда человек достигает своего заветного желания.

– Латиняне разрушили бон, – заговорил он, – и многие корабли бежали в Мраморное море. Думаю, Джустиниани может быть с ними, поскольку я видел его личный стяг на грот-мачте одной из каракк.

– Лев, – пробормотал Мехмед. – Хотел бы я встретиться с ним, предложить ему богатую награду за службу… Какой воин! – Он вздохнул. – А другие?

– Многие христиане укрылись в Галате. Но много больше захвачено, и уже сейчас они согнаны, посчитаны и готовы к рабским цепям.

Мехмед кивнул.

– А те, кого я хотел больше всего?

– Их ищут выделенные люди, господин. Среди пленников. Среди мертвых. – Хамза облизнул губы. – Я знаю, больше всего вы желаете услышать новости о Константине. Их нет, только слухи. Некоторые азапы говорят, что он бежал к морским стенам, и заявляют, что убили его. Но они не могут указать на его тело. Другие говорят, он лежит у бреши, и люди ищут его в грудах мертвецов. Но это непростая задача, ибо там была страшная бойня.

– Мертв, так ты думаешь?.. – Мехмед покачал головой. – Может, это и к лучшему. Ибо что я стал бы делать с живым императором?

Он посмотрел на полотняные стены. Как всегда, сквозь них слышался слабый гул голосов, крики. Десятков тысяч людей.

– Кто-нибудь еще сопротивляется?

– В нескольких местах, господин. Мне доложили об отряде критян, которые удерживают три башни и отказываются сдаться. Они скорее умрут, говорят они, чем будут жить рабами.

Мехмед на мгновение задумался.

– Было уже довольно смертей – с обеих сторон. Пусть живут… свободными, – сказал он. – Прикажи, чтобы их сопроводили до судов, пусть уплывают с оружием и знаменами.

Хамза кивнул, и он продолжил:

– А грабежи? Я слышу, они еще продолжаются.

– Да, господин, – ответил Заганос, выступив вперед. – Три дня было в ираде, объявленном вами. Но я побывал в городе. Насколько я увидел, все оставшееся богатство города было разграблено в первые три часа.

– А те места, которые я приказал уберечь? Библиотеки? Церкви?

Хамза нахмурился.

– Некоторые, повелитель. Ваши отряды сохранили многое. Но не всё.

– Этого можно было ожидать, хотя жаль…

Султан вздохнул, снова посмотрел сквозь стены отака. Оттуда уже доносились отдельные ноты, музыканты настраивали свои инструменты. Негромко, но гулко ударил барабан.

– Пора, – сказал он.

Оба мужчины кивнули, поклонились. Мехмед хлопнул в ладоши, вбежали слуги. Он развел руки, и ему на плечи накинули темно-алый плащ, отороченный горностаевым мехом. Потом пристегнули меч и последним водрузили на голову серебряный с золочением шлем.

– Как я выгляжу? – спросил султан.

Все преклонили колени.

– Как завоеватель, господин, – ответил Хамза.

Мехмед улыбнулся.

– Тогда давайте посмотрим, что же я завоевал.

Он вышел из шатра. В ту же секунду его встретил рев, бегущий от отрядов гвардии, солаков и пейиков, и дальше, по шеренгам янычар, выстроенных перед воротами; все люди выкрикивали на своем родном языке его новый титул.

– Фатих! Фатих! Фатих!

Он принял возгласы, поднял руки. Потом подошел к своему белому жеребцу, одним прыжком вскочил в седло, быстро успокоил коня поводьями и тихими словами. Когда султан был готов, он кивнул. Оркестр-мехтер заиграл марш, и под гулкие удары кос-барабанов и завывания труб, под пляшущими на ветру стягами, через некогда Харисийские ворота, которые теперь звались Эдирне-капи, Мехмед въехал в Константинополь.

Это была Мезе, самая широкая улица, и потому Хамза мог ехать близко к султану, но сбоку, оставив визирям и белербеям, главным вельможам двора, толкаться ради места за крупом белого жеребца. Однако он был рядом и видел, как меняется выражение лица Мехмеда, от оправданной гордости завоевателя к чему-то мрачному, сердитому. Хамза знал, в чем дело. Город, через который они ехали, не был великолепием из легенды. Полуразрушенные дома окружали поля, за которыми не ухаживали годами. Церкви стояли в руинах – отнюдь не дело рук солдат. Правда, когда они приблизились к центру города, проезжая форум Феодосия, а потом под великим Столпом Константина, работа армии стала намного заметнее. Под копытами жеребца хрустели обломки икон и дароносиц. Люди накидывали веревки на статуи, и лошади тащили забытых героев туда, где на них набрасывались мужчины с молотками.