Я еще раз бегло просматриваю отчеты, вчитываюсь в сухие строчки и хмурюсь. Потому что… пусть органы он вытаскивал выборочно, конкретные у конкретных иных, но… души забрал у всех, и у якобы побочной Карины. Почему?

Что-то скребется из-за этого, зудит на подкорке, призрачный силуэт догадки, которую никак не удается сформулировать.

У него нет ни души, ни плоти. И плоть, очевидно, нужна, чтобы закрепиться здесь, вот только…

Сраный доктор Франкенштейн.

…не сходится ни черта. Как он вообще в таком случае умудряется проявляться, откуда берет силы, чтобы делать то, что делает, как выбирает тех, кого убьет? Почему собиратели и ведьмы, почему именно эти органы, а не другие?

Охота Каина и список Элисте…

Я напрягаю заржавевшую память, пробую вспомнить все, что знаю об охоте Каина, о псах и о всадниках. Последних всех уничтожили, это совершенно точно, псов… уж как получилось. Первую сотню пустили на шашлык, тут без вариантов, Эли, по факту, - второе поколение. Но вот что случилось с ведущей тварью... Не уверен, что даже Сэм в курсе. В конце концов, к моменту уничтожения своры собака должна была обладать чудовищной силой. Но тогда… что с ней стало? И имеет ли это хоть какое-то значение?

Я лезу в архивы, сохранившиеся у меня со времен работы на Совет, бегло просматриваю папки, снова хмурюсь и тру уставшие глаза. Ничего, что оказалось бы полезным, что хотя бы натолкнуло на мысль, помогло сориентироваться. Кажется, что все связано, инстинкты орут о том, что все связано, но как именно понять не удается, не получается нащупать ту единственную нить, которая поможет расплести этот узор из узлов и перекрестий.

Чего же мне не хватает?

Я тянусь к кофе, бросая короткий взгляд на ведьм, делаю глоток. Тира все еще здесь, и Дашка все еще ее слушает, перед ними на столике пустые тарелки и кости, в руках у каждой кружки, появление Юли я, очевидно, пропустил.

Взгляд, брошенный на расклад на костях, заставляет скривиться: о ком еще могла спросить Лебедева руны? Конечно, о родителях, и Тира, судя по ее интонациям и мечущемуся взгляду, из кожи вон лезет, чтобы сгладить углы.

- Давай без этого, - трет Дашка лоб, вздыхая и склоняясь ниже к столу. – Поверь, я вряд ли услышу что-то новое для себя. Но мне надо знать, а не догадываться, понимаешь?

Тира колеблется, смотрит на меня почти с отчаяньем, не потому что ей не плевать на Лебедевых-старших, а потому что она ссыт. Боится, что это занятие станет первым и последним, что неосторожное гадание разрушит то, что еще толком не успело даже зародиться.

Вот только я ей задачу облегчать не собираюсь. 

- Ну что же ты, «достаточно сильная северная ведьма», - тяну, понимая, что ничего не могу поделать с собственной перекошенной рожей и интонацией, хотя явно стоило бы, - трусишь? Ставишь собственную верховную ниже себя? Считаешь ее слабой?

Ведьма дергается, как от пощечины, и после секундного замешательство скрипит зубами, стискивает челюсти так, что я вижу желваки. Дашка закатывает показательно глаза.

- Не обращай на него внимания, - машет Лебедева тонкой рукой, - он сегодня не в духе, проблемы личного характера.

Еще секунда зависания северной и…

И мне кажется, что я слышу, как в следующий миг челюсть Тиры с глухим стуком падает на пол. Ведьма выглядит глупо.

- Дашка, - качаю предупреждающе головой.

- Сам виноват, - улыбается засранка и отворачивается к горе-учительнице. – Говори, Тира.

Ведьма прикрывает на миг глаза, трет костяшки пальцев на левой руке, колеблется еще какое-то время, а потом все-таки сдается с непонятным судорожным вздохом.

- Шансы не велики, Даш, - качает светлой головой и кажется в этот момент действительно сочувствующей и понимающей. – Они не хотят возвращаться. Мне жаль.

Дашка произносит тихое «спасибо» и утыкается взглядом в собственные колени, а мне хочется орать матом и идти убивать. Начать можно с ищущих просветления придурков.

- Дашка, - тяну снова, сцеживая злость, как яд. – Даш, я обещал не трогать твоих родителей, но на счет их учителя, прости Господи, никаких обещаний не давал. Скажи, и я оторву ему голову.

- А смысл? – смотрит на меня Лебедева. – Убьешь его, появится другой. Они найдут себе другого. Вопрос ведь не в этом, - пожимает худыми плечами, - вопрос в том, что им важнее.

Твою ж…

Я мог бы возразить, начать спорить, но… мы с Лебедевой друг другу не врем, и сейчас мы оба понимаем, что она права. Вот только ее тихий голос выскребает мои внутренности.

- Даш, - влезает северная, беря Лебедеву за руку, - может…

- Ой, да прекратите, - вздыхает мелкая, - я узнала то, что хотела. Время у меня еще есть, даже кости говорят, что не все потеряно. Заканчивайте с этими скорбными рожами, бесите, - сверкает она раздраженно глазами, выдергивая руку из захвата северной.

- Ты тоже меня бесишь, - бросаю привычно и прячу улыбку. «Достаточно сильная ведьма» снова бестолково хлопает глазами, не понимая, что происходит. – Ты привыкнешь, - бросаю я блондинке и возвращаюсь к экрану ноута, чтобы заняться материалами по трупу Озерова.

В конце концов, если отбросить частности, именно его тело самое «свежее». Первый сорт, с пылу с жару.

Его фотки так же радуют глаз подробностями и деталями. И те, что с крыши Ховринки, и следующие, из морга. Снова все максимально подробно: крупные планы, акцент на каждой мелочи, на остатках одежды и следах.

А в целом…

В целом Озеров будто реально сгнил изнутри, будто пролежал во влажной земле не один месяц, будто умер минимум год назад. Патологоанатому придется изрядно потрудиться, чтобы собрать все части в кучу. Даже мне это удается с трудом, даже у меня вызывает чувство неуместной брезгливости.

Это… эта тварь словно портит все, к чему прикасается, как Мидас наоборот, как больной Лепрой. Вот только совершенно непонятно, чего именно оно при этом добивается. Энергию и тело можно собрать более простыми способами, более тихими, быстрыми, в конце концов.

Так что же ему нужно? Чего оно хочет? Или кого?

Мысли снова толкаются и вертятся в голове, наползают одна на другую, мешая сосредоточиться на чем-то одном. Я снова возвращаюсь к ведьмам и собирательнице, потом опять к Игорю и его истории, просматриваю фотографии, кошусь на снимки на собственном телефоне, пролистываю книги и документы из квартиры Озерова, выпадая из реальности.

Повторяю одни и те же действия снова и снова в разном порядке. Лезу в показания свидетелей по делу Алины, опять пялюсь на фотографии в надежде, что картинка сложится, что меня осенит.

Вот только, сука, не работает. Ни хрена не работает.

И я в который раз закапываюсь в куцые отчеты трупорезов, и еще раз в фотографии.

Таращусь на разводы и брызги слизи, на потеки и пятна, на все тех же личинок и на мертвых мух. Снова против воли думаю об Эли. Лис говорила, что и на изнанке она тоже видела мух, что они пытались залезть в ее пасть и нос, что пробовали…