– Милый батюшка, – сказал Дантес, отстраняясь от объятий. – Хочу объявить вам одну новость, которую я не стал вам сообщать письменно, не доверяя бумаге…

– Присаживайся, дорогой Жорж, вот в это кресло. Ты чем-то расстроен или хочешь меня расстроить? Я и так порой дрожу от твоих новостей…

– Ах, батюшка, поверьте, и мне бывает тошно от некоторых новостей. Вот и эта обрушилась на меня, как снег на голову… Сам черт не мог бы придумать ее. – Жорж поднялся. – Вот что, батюшка, я женюсь и прошу вашего отеческого благословения.

Барон от неожиданности чуть не потерял сознание. Что за нелепая шутка? Но Дантес продолжал:

– Не надо волноваться, и выслушайте меня до конца, и вы, надеюсь, не станете возражать. Я еще раз вам говорю без всяких шуток: я женюсь!..

И хотя Дантес говорил очень серьезно, но Геккерен все же рассмеялся:

– Дорогой мой сын, ты сам в этом уверен?.. Ты, наверное, забыл, что на календаре не первое апреля, а второе ноября… Ты ошибся в выборе дня для шуток.

– Ну, что вы заладили о какой-то шутке, – топнул с негодованием ногой Дантес. – Ваши сомнения развеются, если скажу вам, что я был у генерала Адлерберга…

– И что, в обязанности генерала теперь входит раздача невест? Тогда надо поблагодарить его за оказанную нам честь… Но не поторопился ли он с твоей женитьбой?

– Свадьба состоится быстрее, чем вы можете подумать. Не Адлерберг, а император торопит…

Барон от растерянности рухнул в кресло. Он схватился за голову, тер виски…

– Но откуда тебе известно, что Адлерберг довел до тебя волю царя? – наконец проговорил он.

– Глупо было бы требовать доказательств, после того как генерал много говорил о заботе императора обо мне. Любому бы стало ясно, что это приказ.

– А невесту тебе назвали? – с надеждой в голосе спросил барон.

– Конечно! Как без невесты… Екатерина Гончарова…

Геккерен снова был близок к обмороку:

– Не могу понять, кто это так настроил императора против тебя, Жорж?.. – он посмотрел на Дантеса с жалостью. – Нет, это все из-за нее, из-за этой госпожи Пушкиной!.. Я ведь тебя предупреждал не соваться в огород царя!..

Вдруг настроение Дантеса переменилось, и он с даже с отчаянием воскликнул:

– И что же это происходит, Господи! Я разве думал когда-нибудь, что женюсь в России?.. Святой Франциск! Придется ехать в Париж с русским самоваром!..

– Но у тебя нет русского подданства, Жорж… – надежда в голосе барона снова ожила. – И ты не обязан жениться. В крайнем случае, тебе придется покинуть службу русского царя, вот и все…

– Как, из-за этой ерунды бросить карьеру?.. Нет, не для этого я ехал в Россию, чтобы вернуться таким же нищим, как был и до этого… А вернуться все же придется… женатым, да еще с кучей детей – Ванями, Манями…

– Не могу все же поверить, что ты женишься на Екатерине Гончаровой. Да ты просто с ума сошел! Она такая же бесприданница, как и ее красавица сестра: два сапога пара. С этой дурой тебя не пустят ни в одну порядочную гостиную в Европе.

– Я хотел бы попросить вас не допускать оскорблений моей невесты… – со смехом сказал Дантес.

– Никак в толк не возьму: зачем она тебе понадобилась? – барон начинал беситься. – Ты что, в самом деле займешься этой женитьбой, чтобы погубить свое будущее?.. Я прошу тебя бросить эту глупую затею или шутку.

– Я вижу, вы ничего не понимаете. Прошу вас выслушать меня внимательно и не перебивать.

Дантес принялся, наверное, с уже продуманной обстоятельностью излагать свои соображения. Да, царь заподозрил его в намерениях относительно госпожи Пушкиной, в этом нет сомнений, и вознамерился отдалить его от Натали. Но тот же царь своим решением дает возможность еще больше приблизиться к предмету их взаимной страсти. Разве женитьба на ее сестре не предоставляет такой возможности, которая наверняка усыпит бдительность мужа. Царь промахнулся! Наоборот, он мне оказывает услугу. Кроме того, как приложение я получу еще и Катеньку, и сделаем из нее замечательную ширму.

Геккерен изо всех цеплялся за любую соломинку надежды. Он еще раз попросил Жоржа подробнее рассказать, в каких выражениях прозвучало предложение Адлерберга. Но Жорж в ответ лишь рассмеялся.

– Вам придется, как бы это было неприятно, исполнить свой отцовский долг и просить для меня руки мной обожаемой невесты. Я рассчитываю в этом деле на ваш талант дипломата. Только надо выдержать совсем небольшую паузу, чтобы я успел разыграть перед публикой свою влюбленность к Катеньке. Иначе никто не поверит в эту невероятную свадьбу.

Дантес поклонился и направился к выходу, но перед дверью остановился:

– Представьте только себе физиономию Пушкина в тот момент, когда он должен будет назвать меня братом!.. Только одна эта мысль способна подвести меня под венец с Екатериной Гончаровой…

Наташу с утра мучило предчувствие: что-то должно случиться неприятное. Тетушка запиской пригласила посетить ее ровно в два часа пополудни. Объяснений в записке не было, так что пришлось ждать назначенного времени.

Перед отъездом она зашла в кабинет к мужу. Пушкин склонился над столом, был весь в работе, при свечах, поскольку день был очень пасмурным.

– Александр, ты слишком много работаешь!.. – обеспокоенно сказала она.

– Ах, мой ангел, если бы так… Все больше думаю…

– Что тебя так тревожит?..

– Так, всякая дурь лезет в умную голову… Чей-то голос как будто мне нашептывает: брось ты, Александр Сергеевич, этот Аничков дворец, рауты и приемы, балы… да езжай в деревню… Ну-ну!.. Вот уже и испугалась… Я и сам ему возражаю: а что мне скажет мой ангел Натали?.. Ну, и опять за перо… – Пушкин внимательно посмотрел на жену. – А тебе это платье очень идет! Ты в нем прелестна, моя радость!..

– Оно совсем новое, только что от модистки. Еду показать тетушке.

– Ну, езжай с богом, женка!..

Наташа села в карету и попросила кучера ехать. Тревога снова вернулась к ней…

В гостиной тетушки ее уже ждал Дантес. Вид у него был подавленным.

– Что с вами, барон, здоровы ли вы?

– Кажется, жизнь моя кончена! – сказал он с каким-то наигранным трагизмом в голосе, как будто он собирался умереть сейчас же у ее ног. – И все это только для того, чтобы спасти вас, Натали.

Ей показалось, что он снова вернулся к своим прежним выходкам, и она пошутила:

– Я вас благодарю, барон, но, право, я не вижу причин для вашего подвига.

– Вы смеетесь!.. А мне, поверьте, не до смеха!..

А далее Наташа уже ничего не понимала. До нее едва доходил