Тад мог чувствовать их запах – легкий, не очень ясный запах,который напоминал тот, что бывает у пыли в старом сундуке. Однажды он засунулсвою голову в мешок с кроличьими катышками и глубоко вдохнул. Этот запахнапоминал тот, давний. Он не был грязным, но подавляющим. И он был чуждым. Тадначал опасаться, не выкачала ли эта масса птиц здесь весь кислород из воздуха,отчего он не доберется до места и задохнется.

Теперь он начал слышать легкие постукивающие звуки –«так-так-так» – откуда-то с крыши «Фольксвагена» и представил себе картинусидящих там воробьев, которые каким-то образом связываются со своими товарищам,руководя и управляя их действиями. Они дают команды, когда нужно освободитьполосы для колес машины, когда можно снова сомкнуть ряды.

Он пересек первый холм на Лейк Драйв и посмотрел вниз надолину воробьев – воробьи были повсюду, они по-прежнему закрывали все строенияи каждое дерево, превращая ландшафт в какой-то кошмарный птичий мир, которыйдалеко выходил за рамки обычного человеческого воображения; это было вообще запределами самого человеческого понимания.

Тад вдруг почувствовал, что на него наваливается сонливостьи резко хлопнул себя по щеке. Это был тихий звук – «спат» – намного тише звукаревущего мотора «Фольксвагена», но Тад заметил огромную рябь через всю этунеподвижную массу птиц... рябь, напоминающую дрожь.

Я не могу ехать здесь вниз. Я не могу.

Ты должен. Ты знаешь. Ты посредник. Ты хозяин.

А кроме того – куда еще он мог здесь ехать? О подумал ословах Роули «Будь очень осторожен, Тадеуш. Ни один человек не может управлятьагентами загробного мира. Это не может быть долго». Предположим, он попытаетсявернуться назад на дорогу N_ 5. Птицы открыли ему путь вперед... но Тад недумал, что они сделают это при его возврате назад. Он подумал, что последствияперемены в его сознании были бы немыслимыми.

Тад начал спускаться с холма... воробьи расступились,открывая путь перед его машиной.

Он никогда впоследствии не мог точно вспомнить остальнуючасть своего путешествия до дома; его сознание здесь покрылось спасительнойзавесой забвения, как только закончились эти события. Он помнил, что снова иснова обдумывал одну и ту же мысль: «Они ведь только ВОРОБЬИ, Господи, Божемой... Они не тигры, или крокодилы, или пираньи... они – только ВОРОБЬИ!»

И это было правдой, но видеть такое их множество сразу,видеть их повсюду, забившихся на каждую ветку и усеявших каждую колоду... эточто-то делало с твоим сознанием. Это вредило сознанию.

Когда он выехал на крутую кривую в Лейк Лейн через полмилиот дороги, должно было слева открыться взгляду здание школы Мидоу... но оно непоявилось. Здание школы словно исчезло. Оно было черным и почти невидимым из-заоблепивших его воробьев.

Это вредит твоему сознанию.

Сколько их? Сколько миллионов? Или миллиардов?

Еще один сук треснул и обвалился в перелеске со звуком,напоминающим отдаленный гром. Тад проезжал мимо коттеджа Уильямсов, ноА-образный дом теперь имел совсем другие очертания из-за продавленной весомптиц кровли. Тад и не подозревал, что патрульная машина Алана Пэнборнаприпаркована здесь рядом с домом; он видел только холмик из воробьиных перьев.

Затем Тад проехал владения Сэддлера, Массенбурга, Пейна.Другие дома он не знал или не мог вспомнить. А примерно в четырех сотнях ярдовот его дома птицы внезапно перестали попадаться ему на глаза. Здесь кончалсямир воробьев, буквально через шесть дюймов не было ни одного нигде видно. СноваТаду померещилось, что кто-то провел четкую ограничивающую воробьев линиюпоперек дороги. Птицы прыгали и порхали позади машины, а впереди уже открывалсявид на всегда грязную но свободную от каких-либо пернатых гостей Лейк Лейн.

Тад, попав в нормальный мир, вдруг остановил машину, открылдверцу и рухнул на траву. Он застонал и стер обильный пот со лба. Он мог видетьвпереди только деревья по обеим сторонам дороги и ярко-синие блики озера,просвечивающие сквозь них, слева от Тада.

Он посмотрел назад и увидел черный, молчаливый и ожидающиймир.

«Психопомпы, – подумал Тад. – Господи, помоги мне, есличто-то пойдет неправильно, если он как-то получит контроль над этими птицами.Помоги нам всем, Господи».

Он захлопнул дверь и закрыл глаза.

Ты должен взять себя в руки, Тад. Ты не пройдешь через это,если ты будешь в таком состоянии, как сейчас. Ты должен взять себя в руки.Забудь о воробьях.

«Я не могу их забыть! – завопила часть его сознания. Онабыла запугана, потрясена и близка к безумию. – Я не могу. Я НЕ МОГУ!»

Но он сможет. Он должен.

Воробьи ждали. Он будет ждать тоже. Он будет ждать, пока непридет нужное время. Он заставит себя узнать это время, когда он приедет туда.Если он не сможет это сделать для самого себя, он это сделает для Лиз иблизнецов.

Представь себе, что это рассказ. Просто рассказ, который тыпишешь. Рассказ без каких-либо птиц.

– О'кей, – пробормотал Тад. – О'кей, я попробую. Он началснова править. И начал снова напевать вполголоса «Джон Уэсли Хардинг».

Тад заглушил «Фольксваген» – тот замолчал лишь послепоследнего триумфального салюта из мотора – и вышел из автомобиля медленно. Оннапрягся. Джордж Старк вышел из двери, держа на руках Уэнди и спустился наверанду, встречая Тада.

Старк тоже напрягся.

Лиз, стоявшая позади Алана, почувствовала что в нейрождается вопль, причем не в глотке, а где-то позади лба. Ей больше всегохотелось отвести глаза от этих двух людей, но она обнаружила, что этоневозможно.

Наблюдение их было похоже на зрелище человека, выполняющегогимнастические упражнения перед зеркалом.

Они внешне никак не были похожи друг на друга – даже если иможно было бы игнорировать ускоряющееся разложение тела Старка. Тад былстройнее и темнее, Старк шире в плечах и светловолос несмотря на лысину (накоторой уже почти ничего и не осталось). И все же они были словно зеркальныеотражения, одним и тем же. Идентичность была абсолютной, поэтому ни одна чертаразличия не могла броситься в глаза наблюдателю. Это было какое-то внутреннеесходство, глубоко скрытое под внешностью, но столь реальное, что оношокировало: те же движения напряженных ног, движение пальцев по бедру, морщинкивокруг глаз.

Они расслабились точно в одно время.

– Хэллоу, Тад. – Голос Старка был почти застенчив.

– Хэллоу, Джордж, – спокойно сказал Тад. – Семья?

– Все отлично. Ты будешь работать? Ты готов?