любых мирских ограничений. Частые убийства служителей культа отмечались и в период, предшествовавший массовой партизанщине. Епископ Анатолий (Каменский) весной 1918 года, обращаясь к православным Мариинского и Томского уездов, сообщал: «В продолжение нескольких месяцев вооруженные шайки бродят по селам… нападают, прежде всего, на священников, грабят и подвергают их и их семейства всяческим издевательствам и тем заставляют их бежать из своих приходов. <…> Заместить пустующие вакансии не представляется уже возможным… Никто не желает разделить участь убитых и поруганных…» Не лучше выглядела ситуация и в Енисейской губернии: в октябре 1918 года повстанцы на глазах детей убили священника села Каратуз Минусинского уезда о. Михаила (Щербакова) и его жену[1994].

Служителей православной церкви истребляли повсюду. Как сообщал на рубеже 1919–1920 гг. политкомиссар 1‐й Томской партизанской дивизии П. Ф. Федорец, «убийство контр-револ[юционных] попов производилось всеми отрядами»[1995]. И. Я. Третьяк писал: «К нам явились бедняки, в количестве 15 человек, с заявлением, что маралихинский священник шпион, что по спискам, которые он составлял, расстреливались бедняки. Партизаны расстреляли этого попа»[1996]. Отрядники И. В. Громова в мае 1919 года напали на село Поперечное и первым делом ограбили старообрядческого священника, забрав у него около 5 тыс. рублей, затем увели его и замучили, мстя за активное содействие белым[1997]. В окрестностях села Верхне-Красноярского партизаны Каинского уезда в июне 1919 года ограбили, а затем жестоко убили (сначала пять дней подряд избивая и выдирая волосы) священника И. Бонака, имевшего пятерых детей, и его престарелого отца, а в селе Бочкарёвка – иеромонаха Серафима (после издевательств его увезли привязанным к лошадиному хвосту, тело не было найдено) и жену протоиерея Г. Быстрова. В селе Масловском того же Каинского уезда после шестидневных издевательств убили священника Воинова, а также псаломщика Челмодеева и изрубили в куски лесничего[1998]. В сентябре партизаны (вероятно, отрядники Г. Д. Шувалова-Иванова), захватив село Морозовское Щегловского уезда, убили священника А. В. Воробьёва[1999]. В декабре местные партизаны из отряда И. Сизикова – Д. И. Скороделов и Д. Бобровский – зарубили шашками священника П. И. Кобылецкого, разграбили и сожгли Троицкую церковь, а кроме того, несколько домов зажиточных крестьян[2000].

Партизаны П. Е. Щетинкина 22 января 1919 года в деревне Турецкой (Лодочной) Больше-Улуйской волости Ачинского уезда жестоко убили и повесили на его собственных волосах священника и поэта Фокина (позднее они утверждали, что нашли у батюшки список местных большевиков и вовсе не убивали его, а он сам замерз в лесу). Вскоре, 31 января, щетинкинцы (есть данные, что лично Щетинкин) расстреляли за селом Петровским Минусинского уезда местного священника Михаила Каргополова[2001]. Крайне жестоким было убийство священника Апанской Николаевской церкви Д. Неровецкого, которого партизаны перед смертью истязали прижиганиями, довели до умопомешательства, застрелили, а труп сожгли. По подсчетам А. П. Шекшеева, от рук партизан погибли до 30 представителей енисейского духовенства. Убивая священнослужителей и членов их семей, партизаны также громили церкви[2002].

В начале 1919 года в амурском селе Михайловском повстанцы замучили «кулака» с сыном, а также местного священника, которых, по данным милиции, сожгли живьем на костре[2003]. На рубеже 1919–1920 годов в Черниговском районе Приморской области неизвестный огромный партизан-силач в одиночку по ночам врывался в жилища священников и дьяконов, убивая их подчас вместе с семьями: так была вырезана семья благочинного в Черниговском районе. Себя убийца, охотившийся также за белыми офицерами и японцами, называл Максимом Горьким. Этот «Максим», повредившийся в уме и мстивший всем подряд, был убит японцами под Спасском, но успел уничтожить почти всех черниговских священнослужителей[2004].

Между тем иные приморские повстанцы действовали практически так же жестоко, как «Максим Горький», и гордо писали о полном уничтожении священства в районах партизанщины: «…как только роль попов была разгадана, песенка их была спета. …С уверенностью можно сказать, что в приморских селах „батюшек“ (если они вообще теперь там появились) со стажем с 1919 года не найти и днем с огнем». Труд сельских церковнослужителей перед их уничтожением использовался повстанцами для военных целей: в Анучине добывать пули из земляного вала-пулеулавливателя заставили священников, «которых… предусмотрительно задержали почти всех поголовно» и свезли в это село. В итоге «…когда попам в Ольгинском уезде стало жить не по нутру, население в силу необходимости стало жить „бусурманами“, как говорили крестьяне», а партизаны организовали свой «ЗАГС» и предлагали давать новорожденным революционные имена; первой такое имя получила Пролетария – дочь Н. К. Ильюхова, командира отряда[2005]. Тремя годами позднее, в начале 1922 года, в деревне Яковлевке под тем же Анучином приморские партизаны убили сразу несколько священников[2006].

Впрочем, были священнослужители, которые уходили к партизанам, а потом даже подавались в чекисты[2007]; известный алтайский партизан З. С. Воронов-Трунтов в юности служил псаломщиком. Священник В. И. Головин писал о страхе образованных и зажиточных перед лубковцами в Мариинском уезде: «Бегут враги, бегут учителя, попов вытаскивали и закапывали в навозных кучах. Меня одного возят крестьяне по соседним приходам, и я не боюсь встречи с отрядом Лубкова. Я стал попом красного лагеря восставших крестьян!»[2008]

Значительная, если не основная, часть духовенства была запугана партизанским террором и при захвате населенных пунктов соглашалась славить повстанцев. И. В. Громов рассказывал: «Для усиления агитации мы иногда использовали попов, которые по нашим тезисам с амвона проклинали Колчака, а после эти самые попы убегали из сел, так как боялись колчаковцев»[2009]. В армии А. Д. Кравченко, как отметил проницательный Н. К. Ауэрбах, сочетались критика религии в армейской газете «Соха и Молот» и достаточно гибкая политика в отношении церкви, поскольку и среди партизан было много верующих и имелось понимание, что крутыми мерами против священников можно оттолкнуть от себя крестьян[2010]. Например, главный штаб армии Кравченко обсудил вопрос об «избрании военного муллы для исполнения религиозных обрядностей товарищей солдат магометанской религии» и выдал соответствующий документ кандидату, подошедшему к должности «по своему образованию и душевным качествам»[2011].

Но далеко не все партизанские вожаки столь же рационально, используя в своих целях, относились к тому уважению, которое основная часть населения питала к священству. Роговцы под угрозой расправы вымогали деньги у зажиточных крестьян, а служащих и священников жестоко истребляли: «…в селе Жуланиха зарезаны 3 священника и один крестьянин; в селе Мироновка, Мариинской волости, расположенном в 10–15-ти верстах к северу от села Жуланихи, зарезан священник [О. П. Донорский], коему еще при жизни были отрублены руки, а затем был изрублен в мелкие куски»[2012].