Увы, отъезды супруга случались редко. Барт обычно ездил в Кингсбридж, куда Марджери отправлялась вместе с ним, пользуясь возможностью повидать друзей и пообщаться с тамошними истовыми католиками. Но сегодня Барт отбыл в Кум, и никто не мешал Марджери наслаждаться одиночеством.

К ужину она, разумеется, вышла. Граф Суизин женился вторично, на девушке моложе Марджери, однако юная графиня скончалась, пытаясь родить первенца, – тот появился на свет уже мертвым. Поэтому Марджери вновь стала хозяйкой дома, и еда считалась ее обязанностью. Этим вечером она велела приготовить баранину с медом и корицей. За столом присутствовали только граф Суизин и Стивен Линкольн, ныне проживавший в Новом замке: он считался помощником графа, но на самом деле был личным священником и духовником Суизина. Линкольн служил мессу для графского семейства и слуг каждое воскресенье, за исключением тех дней, когда они с Марджери совершали поездки по графству.

Хотя они старались соблюдать осторожность, эти выездные мессы невозможно было хранить в тайне бесконечно. К настоящему времени многие, очень многие знали, что мессы проводятся в Новом замке и едва ли не по всей Англии. Пуритан в парламенте – все они были мужчинами, конечно – это чрезвычайно раздражало. Но королева Елизавета пока отказывалась ужесточать законы. Марджери, к слову, начала понимать, что такое примирительное поведение в целом свойственно Елизавете. Королева оставалась еретичкой, но вела себя разумно, за что Марджери не переставала благодарить небеса.

Из-за стола она поднялась так быстро, насколько позволяли правила приличия. Впрочем, у нее имелось убедительное оправдание: экономка захворала, лежала чуть ли не при смерти, и требовалось убедиться, что бедняжку не позабыли окружить заботой на ночь.

Марджери направилась на половину слуг. Сэл Брендон лежала в крохотном закутке рядом с кухней. Пять лет назад они с Сэл изрядно повздорили, но постепенно Марджери превратила эту женщину в свою союзницу, вследствие чего они стали управлять домашним хозяйством вдвоем. К несчастью, на одной из пышных грудей Сэл вдруг появилась опухоль, и за последний год цветущая женщина средних лет превратилась в обтянутый кожей скелет.

Опухоль все росла, распространилась на плечо, кожа Сэл местами полопалась, и больную приходилось обильно перевязывать, чтобы приглушить исходивший от болячки дурной запах. Марджери убедила Сэл выпить немножечко шерри и посидела рядом, утешая экономку разговорами. Сэл с горечью поведала, что граф не удосужился навестить ее ни разу за те несколько недель, какие она провела в постели. Похоже, теперь она думала, что понапрасну загубила свою жизнь, пытаясь осчастливить неблагодарного Суизина.

Потом Марджери вернулась к себе и для поднятия настроения села читать необыкновенно смешную французскую книгу под названием «Пантагрюэль», о народе великанов, у которых тестикулы были столь велики, что тремя удавалось заполнить мешок[56]. Стивен Линкольн наверняка не одобрил бы эту книжку, но Марджери содержание казалось всего лишь потешным. При свете свечи она читала около часа, то и дело посмеиваясь, потом стала раздеваться.

Спала она в льняной сорочке по колено. Над супружеской кроватью нависал балдахин, но Марджери, как правило, раздергивала занавески. Окна в доме были большими и высокими, той ночью светила луна, и в спальне было не совсем темно. Она забралась под простыни и закрыла глаза.

Как ей хотелось показать «Пантагрюэля» Неду Уилларду! Нед восхитился бы этими уморительными придумками автора, как восхищался ужимками актеров в пьесе про Марию Магдалину здесь, в Новом замке. Натыкаясь в книжке на что-нибудь этакое, необычное или любопытное, Марджери неизменно спрашивала себя, что сказал бы по этому поводу Нед.

Она часто думала о нем по ночам. Ей почему-то мнилось – хотя она сознавала всю глупость таких домыслов, – что эти грешные фантазии остаются тайной, если предаваться им в темноте. Марджери вспоминала, как они с Недом впервые поцеловались и обнялись в заброшенном старом амбаре; надо, надо было зайти тогда дальше объятий… От этих воспоминаний сделалось теплее внизу живота. Она знала, что грешно трогать себя за эти места, но случались такие ночи, как сегодняшняя, когда и трогать не приходилось. Марджери покрепче свела бедра, наслаждаясь ощущением.

После пришло разочарование. Вспомнились сетования Сэл Брендон; Марджери попыталась вообразить саму себя на смертном одре. Неужели и она будет сожалеть о прошлом, как сожалеет Сэл? На глаза навернулись слезы. Марджери протянула руку к шкатулке возле кровати, в которой хранила личные вещи, и достала носовой платок, расшитый желудями. Это был платок Неда, который она так и не вернула. Она зарылась лицом в платок, воображая, будто Нед снова рядом, будто его ладони ложатся ей на плечи, а поцелуи осушают слезы.

И тут она услышала чье-то дыхание.

В Новом замке на двери замков не ставили, но свою дверь Марджери обычно прикрывала. Странно, что она не слышала, как дверь открылась. Может, случайно оставила нараспашку? И кто способен к ней войти?

Наверное, графская собака. Гончим разрешали бродить по дому ночами. Должно быть, одна из любопытства заглянула в спальню. Марджери прислушалась. По звуку походило, что это дышит человек, который пытается вести себя тихо. Собаки дышат иначе.

Она открыла глаза и села в постели. Сердце билось учащенно. В серебристом свете луны она разглядела мужскую фигуру в ночной рубахе.

– Убирайтесь из моей спальни! – сказала Марджери слегка дрогнувшим голосом.

На мгновение стало тихо. В полумраке было не разглядеть, кто этот мужчина. Неужели Барт внезапно вернулся? Нет, по ночам никто не путешествует. И не слуга: любому слуге, посмевшему среди ночи войти в спальню благородной дамы, грозила смерть. И не Стивен Линкольн – того, Марджери знала наверняка, женские постели не привлекали, он если и грешил, то с молоденькими мальчиками.

– Не бойся, – проговорил мужчина.

Граф Суизин!

– Уходите, – пролепетала Марджери.

Граф опустился на край кровати.

– Нам обоим одиноко.

Он слегка запинался от выпитого, как всегда бывало под вечер.

Марджери попыталась вскочить, но крепкая рука графа не позволила ей подняться.

– Ты же хочешь, верно?

– Нет, не хочу! – Она попробовала вырваться, но граф был силен – и не слишком пьян, чтобы ослабеть.

– Мне нравится, когда сопротивляются.

– Отпустите! – потребовала Марджери. – Отпустите немедленно!

Свободной рукой он сорвал с нее простыню. Потом его ладонь зашарила по ее бедрам, он жадно уставился на наготу Марджери. Она внезапно застеснялась – в таком-то положении! – и прикрылась руками.