Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава администрации захрипел, закашлялся, но вытолкнуть конфету не мог. Слишком мало было в легких воздуха, слишком сильно была запрокинута голова. Он хрипел, краснел, синел, закатывал под веки глаза. Он умирал. Умирал от попавшей в горло крошки. Что должно было подтвердить вскрытие. Должно было подтвердить, что Главу администрации никто не убивал. Он умер от несчастного случая. Такое бывает. Такое с кем только не бывает…
И не надо писать рапорта и докладные записки, не надо объясняться, добиваться признательных показаний. Все и так образовалось. Само собой.
Хозяин кабинета еще дергался, еще сипел, когда Начальник службы безопасности распахнул дверь в приемную:
— Скорее, он умирает! Он подавился.
Секретарь, замерев в проеме двери, ошалело смотрела на дергающееся, агонизирующее тело своего патрона.
— Я за машиной, — коротко сказал Начальник службы безопасности. Сказал совсем не похожим на Начальника службы безопасности голосом. Но никто этого не заметил. Всем было не до этого.
Он вышел из кабинета, спустился вниз и сел в машину.
Дело было сделано. Было сделано на две трети. На две, потому что до целого не хватало еще трети. Последней трети. Не хватало мозга заговора. Не хватало — Сценариста.
Ревизор вызвал его из машины по номеру, который назвал перед смертью лженачальник службы безопасности. Он попросил его срочно спуститься вниз.
— Что случилось?
— Случилось.
Голос у Начальника службы безопасности был странный. Возможно, потому, что барахлил телефон.
Сценарист спустился вниз, обратив внимание на две въезжающие в ворота машины «Скорой помощи».
— Зачем я понадобился? Почему такая спешка? — спросил он, садясь в машину.
— Сейчас узнаете.
Сценарист резко повернулся на незнакомый голос. Увидел усы и бороду Начальника службы безопасности и увидел чужие глаза. И еще увидел занесенный над его головой гаечный ключ. Больше он ничего не увидел.
Когда Сценарист пришел в себя, был уже вечер. И был не город, был лес.
— Выходи, — приказал неначальник службы безопасности.
— Что вы хотите?
— Подышать свежим воздухом.
Узнавать у Сценариста было нечего, все и так было известно.
— Пошли.
— Вы совершаете ошибку.
— Возможно.
Они прошли не больше десяти шагов, когда Ревизор сказал:
— Стой, я надышался.
И вытащил пистолет.
— Погодите, выслушайте меня!
— Я уже устал слушать. Мне сегодня все пытаются что-то сказать.
— И все же… Вы должны знать. Я не с ними. Я не их.
— А чей?
— Не их! Я расскажу вам, расскажу все…
Это уже тоже было. Не далее как сегодня. Было дважды. С Главой администрации и с его телохранителем. Они тоже не хотели умирать сразу. И Сценарист не хотел. Сценарист готов был рассказать все, что угодно, лишь бы оттянуть свою смерть. Хотя бы на полчаса. На минуту. На мгновение.
— Я прошу вас…
Ревизор выстрелил. Один раз. Пуля попала Сценаристу в переносье и, пройдя насквозь, вышибла затылок, забрызгав близкие березки кровью и каплями мозга. Выдающегося мозга. Гениального мозга. Но, к сожалению, со знаком минус.
Вот теперь все. Точно — все! Заговор провален. Руководители заговора нейтрализованы. Некому больше заговоры сочинять. Там, в подвале, на стене висит мертвый убийца, в кабинете, с конфетой в горле, — Власть, здесь, с разбитым черепом, — Ум. Три силы, вознамерившиеся изменить существующее положение дел. И почти этого добившиеся.
Почти.
Только почти, что даже детям известно, — не считается.
Не проглотили они свой кусок, поперек горла он им встал, а кому-то так в прямом смысле. А все потому, что слишком большой аппетит и слишком большой кусок — аж одна восемьдесят девятая одной шестой…
Ревизор бросил пистолет на мертвое тело и пошел к машине. Все, конец, можно снимать нарукавники. Ревизия — закончена…
— Разрешите войти?
— Заходи. Что у тебя?
— Срочная информация по операции «Рокировка».
— Какая?
— Плохая. Похоже, операция провалена.
— Как так провалена? О чем ты говоришь? Ты же только вчера… Кто передал сообщение? Сценарист?
— Никак нет. Информация получена из общих источников.
— А Сценарист? Что сообщает Сценарист?
— Он ничего не сообщает. Он погиб.
— Кто? Сценарист? Они там что, все с ума посходили? Как это произошло?
— Разрешите доложить, Сценарист найден в пригородном лесу. Согласно выдержке из милицейского протокола смерть наступила в результате огнестрельного ранения в голову.
— Кто его?
— Неизвестно. Пока неизвестно.
— Что еще?
— Погиб Шестой.
— Что?! Убит?
— Никак нет. Несчастный случай. Подавился конфетой.
— Какой конфетой?
— Шоколадной. По предварительным данным, он закусывал коньяк конфетой и…
— Они что, в один день, Шестой и Сценарист?
— Так точно! И еще Начальник службы безопасности.
— У них там мор прошел?
— Не могу знать!
— Если мор, то какой-то очень странный мор. В один день. Все в один день… Ну и что ты мне прикажешь докладывать наверх? Что мы провалили операцию? Что по нашей милости угрохали Шестого? Центральную фигуру, без которой вся затея выеденного яйца не стоит! Догадываешься, чем это пахнет?
— Так точно, догадываюсь — отставкой.
— Может, и отставкой. А может, и не отставкой… Слушай, а крошка точно крошка? Или у кого-нибудь есть сомнения?
— Никак нет. Никаких сомнений. Квалифицирован как несчастный случай и подтвержден судебно-медицинским заключением.
— Да? Ну тогда точно, несчастный случай. Тогда нашей вины в том нет. Мы не господь бог, чтобы за случай отвечать. Как думаешь? Впрочем, тебе думать не положено. Лучше скажи мне, ты Сценариста по документам уже провел?
— Никак нет, не успел.
— Тогда и не проводи. Дней двадцать. А через двадцать дней оформи как дорожно-транспортное происшествие. Чего нам все в одну кучу мешать. Пусть Шестой сам по себе, а Сценарист сам по себе. Так лучше будет. Нам лучше будет. И всем лучше будет. Усек?
— Так точно!
— Тогда исполняй.
Офицер, бесшумно впечатывая шаг в ворс ковролина, вышел.