«Я потеряла милую собачку Перлу и двух кошек и, поверьте, больше жалела о них, чем о доме.

Я находилась в своём доме до тех пор, пока не вспыхнул пожар у соседей Долгоруких и какого-то русского хирурга на противоположной стороне. Наша Покровка была вся объята пламенем, которое в конце концов охватило и мои строения. Занялось с чердака, выходившего в сад напротив Долгоруких, оба мои дома вспыхнули в одну минуту. Дворня, вне себя, кидалась туда и сюда, я же ничуть не потерялась и уговаривала людей не плакать, потому что дом же не их и, как деревянный, рано или поздно должен был сгореть, а весь убыток падает на меня одну.

Впрочем, они порядочно поплатились и остались только с тем бельём, какое на них было. Я очень благодарна своему архитектору, который построил мне особенного рода каменную кладовую, где хранились все ценности, Ваши и мои книги. При выходе из дома я и не подумала, что в этой кладовой дверь и окна не обмазаны глиной и что рядом с ней есть неоконченные постройки, от которых она может загореться.

Иконы Спасителя и Богоматери сохранили кладовую невредимой, несмотря на то что рядом был подвал, вмещавший более 600 вёдер вина и сгоревший дотла. Всё же, что было в сараях — кареты, коляски мои и братьев, Ваша коляска и сани — одним словом, всё находившееся в каменных постройках, было спасено. Из мелочей домашнего обихода не осталось ничего, и весь убыток равен 2000 рублям. Благодарю Всевышнего за спасённое. Не думайте, что я сильно горюю. Жаль только брата Серёжу, лишившегося хорошего, недавно построенного дома. А меня печалит только уничтожение моего садика. Теперь надо ждать лет пять, чтобы дождаться такой густолиственной аллеи, которая была в нём. Но я уже приступила к новым постройкам — успела сделать две каменные кладовые, кухню, сарай, погреб и конюшню на шесть лошадей, поменьше прежней. А за постройку дома заплатила 120 рублей — так дороги нынче рабочие и материалы. Но «нужда закон изменяет» — жить без дома невозможно, и надеюсь, что с Божьей помощью всё обустрою...»

И тут же добавляла о книгах, которые присылал ей Антиох из-за границы в большом количестве — он знал, что сестра любит читать не только французские бульварные романы, но и серьёзную литературу. Едва Антиох поселился в Лондоне, как тут же прислал Марии тринадцать итальянских книг и несколько картин. Мария читала всё в подлиннике. И чаще всего в письмах брата и сестры оживлённо ведётся обсуждение той или иной книги.

«История потери и вторичного завоевания Испании», «История Восточной Индии», сочинения Иосифа Флавия, сочинения Аппиана Александрийского, рассказавшего о внешних и внутренних войнах древних римлян, «История походов Александра Македонского» — не перечислить всех книг, присланных Антиохом любимой сестре. Но она просила его выслать ей и что-нибудь по астрономии и геометрии, доступное её пониманию, а уж биографии знаменитых художников читала и перечитывала она не единожды.

«Я веду тихую, уединённую жизнь, — рассказывала она своему брату-другу. — Читаю книжки, которыми Вы меня снабжаете, и нахожу в них развлечение от домашних забот. Говорят, что лучше оставаться без компании, чем находиться в дурной. С этим я вполне согласна, от людей не услышишь много умного. У нас разговоры — одни сплетни: как только где-нибудь покажешься, пойдут расспрашивать, затевают целый экзамен. Я не люблю подобного бесплодного любопытства».

Высылала и Мария брату книги, которые находила возможным дать ему для знакомства с ними, давала советы по его стихотворным работам, разбирала его сатиры. Хлопотали оба они и об издании и переводе на другие языки произведений своего отца...

Тоска и одиночество всё больше заставляли Марию думать о том, чтобы удалиться в монастырь, молиться Богу, посвятить остаток жизни добрым делам и монашескому уединению.

Антиох не позволил сестре исполнить это последнее устремление:

«О том Вас прилежно прошу, чтобы мне никогда не упоминать о монастыре и пострижении Вашем — я чернецов весьма гнушаюсь и никогда не стерплю, чтоб Вы вступили в такой гнусный чин, или, буде то противно моей воле учините, я ввек Вас тогда более не увижу. Я желаю, чтобы по приезде моём в отечество Вы прожили всю жизнь со мною и в моём доме были хозяйкою, чтоб сбирали и потчевали гостей — одним словом, чтобы были мне увеселением и спомощницею...»

А через несколько месяцев после такого письма получила Мария известие, что брат её умер в Париже...

Состояние Марии было так невелико, что она обратилась за помощью к правительству — одной ей не под силу было перевезти останки брата в Россию. Правительство промолчало в ответ на обращение Марии, — ещё не осознали в России, что сатирами Кантемира было положено начало русской литературе...

Не откликнулись и братья.

Мария продала последние остававшиеся у неё драгоценности, влезла в долги, но гроб с останками Литиоха перевезла в Москву и похоронила здесь, в Николо-Греческом монастыре, рядом с могилами отца и матери.

Теперь ничто не держало её в жизни...

За месяц до своей кончины она составила завещание, где первым пунктом просила своего душеприказчика, князя, генерал-прокурора Трубецкого ходатайствовать о постройке монастыря на месте её дома в Марьине, назначив в штат 12 монахинь, 6 испытуемых, одного священника, дьякона и двух причетников. На постройку определила она 1000 рублей, а на содержание — 3000 деньгами, две вотчины, дом в Москве, посуду, лучшие сервизы которой были присланы Антиохом из-за границы. Если же не разрешат такую постройку, пусть деньги пойдут на раздачу бедным и на жертвования в пользу постройки церквей, а всё остальное — братьям.

Похоронить себя Мария завещала в Марьине, в церкви, которую она украшала и ежегодно обновляла…

Словно провидела Мария свою скоропостижную смерть: через месяц после написания завещания она возвращалась из Марьина в Москву, коляска перевернулась на дороге, и Мария погибла мгновенно.

Братья не исполнили её завещания. Отговорились тем, что по нездоровью не могут ехать в Марьино, а деньги, предназначенные на монастырь и штат его, поделили между собой...

Её похоронили в Николо-Греческом монастыре в Москве, рядом с могилами матери, отца и брата — Антиоха Кантемира.

Никого из потомков князя Кантемира не осталось. Лишь Сергей дожил до глубоких седин, один владея Черной Грязью. Но он пристрастился к карточной игре, проиграл почти всё своё состояние, и только заступничество Екатерины Второй, запретившей азартную игру «Фараон», позволило ему выпутаться из долгов.

В 1775 году Екатерина была в Москве, побывала на прудах имения Кантемиров и купила у Сергея эту усадьбу за 25 тысяч рублей. Она основала здесь свою загородную резиденцию, поручив архитектору Баженову строить её и назвав Царицыном.

Дивные готические дворцы возвёл здесь архитектор, но резиденция так и не была достроена, и теперь всё ещё пленяют взоры москвичей полуразрушенные дворцы этой пышной загородной усадьбы, превратившейся в живописные и великолепные руины...

1700 год, 29 апреля, Яссы