Персефона пожалела, что не объяснила ему раньше. Следовало предвидеть и предотвратить эту ситуацию. Она так и не завела разговор о Гиларэбривне: мысль о том, чтобы рассказать Нифрону и всем остальным, как именно погиб Рэйт, причиняла невыносимую боль.

– У тебя был такой вид, будто ты собираешься ее ударить.

Нифрон не ответил, но в его глазах по-прежнему плескался гнев. Он не привык получать отказы, тем более от малолетней рхунки.

– Послушай, когда в следующий раз будешь говорить с Сури, – мягко начала Персефона, – не забывай, что эта девушка способна сровнять гору с землей. Ей пришлось стремительно повзрослеть, но в душе она по-прежнему ребенок, к тому же настрадавшийся сверх всякой меры. Давить на нее – не самое разумное решение, поверь мне. Я видела, какие последствия приносят неразумные решения.

– Если она опасна, нам следует…

– Сури не опасна! И она только что это доказала, если ты вдруг не заметил. – Персефона вздохнула. Подобные разговоры не следует вести прилюдно. К счастью, ее шатер стоял в отдалении от остальных. Рядом находилась только Брин, но та держалась на почтительном расстоянии, ожидая приказаний по поводу письма от фэйна. – Раз уж ты узнал, что она должна кого-то убить, угадай, кто станет жертвой? Я. Больше никому не позволю. Только Сури не будет создавать Гиларэбривна, и никто не в силах ее заставить.

Все еще кипя от гнева, Нифрон перебросил поводья через шею лошади, намереваясь удалиться.

– Ты куда?

– Обратно, – огрызнулся он. – Я приехал за драконом, а теперь придется придумывать новый план.

– Мы терпим поражение?

– Что?! Нет! – Нифрон взглянул на Персефону как на слабоумную. – Вовсе нет. В общем… на поле боя… тебя там не было, ты не поймешь. Просто так не объяснить.

Он взошел на колесницу, гораздо более изящную по сравнению с остальными. Кто-то расписал ее, изобразив вокруг колес языки пламени.

– Постой. У меня есть новости, которые могут оказаться ценнее, чем дракон.

Нифрон с интересом взглянул на Персефону. В этом он выгодно отличался от прочих известных ей мужчин – в гневе они оставались глухи к доводам рассудка. Фрэй спешился и приготовился слушать.

– Мы получили птицу от фэйна.

– Птицу?

– Ответ на послание, которое я отправляла год назад. Сегодня утром всадник из Алон-Риста привез письмо.

– Надо же, какая медленная птица.

– Фэйн Лотиан желает обсудить заключение мирного договора.

– Еще бы. Он проигрывает, и ему это известно.

– Мы можем прекратить войну и спасти тысячи жизней. Никто больше не погибнет. Разве не для того ты просил Сури создать нового дракона?

– Дело не в этом, – раздраженно дернул плечом Нифрон. – Как думаешь, почему фэйн так долго не отвечал? Тебе не пришло в голову, отчего птица прилетела именно в тот момент, когда мы загнали его армию в Харвудский лес? Причина ровно та же, что в свое время и у тебя: отчаяние. Лотиан понимает: его поражение – вопрос времени. – Нифрон взглянул на холм, на котором лежал Гиларэбривн, и улыбнулся. – Я приехал за драконом, а получил голубя. Может, оно и к лучшему. Похоже, победа ближе, чем я думал. Если будешь отправлять ответ, напиши Лотиану, что предложение утратило силу и я собираюсь снести ему голову. А лучше, поступи с ним так, как он с тобой – оставь его послание без внимания. Пусть фэйн томится в ожидании, а мы в это время пойдем маршем на Эстрамнадон. Он и его миралииты слишком много о себе возомнили. Вот что я скажу: дети Феррола умны, быстры, ловки, но судьба их черна.

С этими словами он взошел на колесницу, хлестнул поводьями и умчался на север.

– Все в порядке? – поинтересовалась подошедшая Брин. – Вы решили, что ответить фэйну?

– Нет. Нифрон не желает мира и не собирается спасать жизни. Он жаждет мести. Ему нужно поставить Лотиана на колени.

– Правда? Что именно он сказал?

– «Дети Феррола умны, быстры, ловки, но судьба их черна». Запиши в свою книгу. Самые высокопарные слова, которые я слышала из его уст. И самые глупые. Кажется, мой муж забыл, что он тоже фрэй.

– А как же фэйн? Ты напишешь ему ответ?

Персефона смотрела Нифрону вслед. От нее не укрылось замечание, что на поле боя не все в порядке. Глядя на его удаляющуюся фигуру, она поняла, что беспокоится – не столько за исход войны, сколько за него.

– Ответа не будет. Нифрон прав: мы ждали, фэйн тоже подождет. Кроме того… я не хочу сжигать мосты.

Кажется, весь мир сошел с ума.

Сури спрыгнула на берег ручья, неудачно приземлилась, больно ушибла лодыжку и с отчаянным криком запустила в воду подвернувшийся под руку камень. Раздался плеск.

Нет, не мир, а люди сошли с ума.

От людей одно беспокойство, не зря же мистик почти всю жизнь старалась их избегать. Как славно было в старые добрые времена – только они с Минной, и больше никого!

До чего же я устала от постоянных приказов: сперва Арион, потом Малькольм, а теперь Нифрон!

Вскоре раздалось знакомое сопение.

– Мне тебя не догнать, чуть из виду не потерял. – Гиффорд с приглушенным стоном опустился на траву.

– Я возвращаюсь в Долину Боярышника, – сообщила Сури, окончательно утвердившись в своем решении. Хорошо, что Гиффорд рядом: расскажет Персефоне, куда она ушла. – Нифрон прав, не имеет смысла мне оставаться. Я ничего не делаю, только путаюсь под ногами.

– Ты учишь меня магии.

– Уже целый год, и без особого успеха. Никем я не стала: ни учителем, ни сестрой, ни подругой, ни бабочкой.

– Бабочкой?

– Так говорила Арион. Считала, что рхун, владеющий Искусством, может остановить войну и спасти жизни и рхунов, и фрэев. Все время внушала, что я должна стать тем, кем не являюсь. Я была счастлива в роли гусеницы, а она заставляла меня летать.

– Отлично тебя понимаю, – кивнул Гиффорд, устраивая больную ногу поудобнее. – Падефа поступала со мной точно так же, ибо Туфа пфедсказала, что я спасу человечество.

Сури не слышала эту историю. Весьма любопытно, учитывая, что в ней задействована Тура. Особенно интересно, что Гиффорд страдал от такого же проклятия: и от него требовали невозможного.

– Когда я был еще в матефинской утфобе, Туфа сказала, что я побегу быстфее всех и спасу множество жизней. Моя мама умефла в фодах. Она могла не фодить меня, но фодила и, как пфедфекла Туфа, погибла. Когда я появился на свет, все фешили, что Туфа пфосчиталась.

Сури потрясенно кивнула.

– Падефа любила маму, и потому меня возненавидела. И Туфу, навефное, тоже. Она считала, я убил маму зазфя. Я бы сам на себя не поставил, хотя вообще-то не виноват, что таким фодился. – Гиффорд указал на хромую ногу.